В курсах Пастырского Богословия в последнее время начали помещать особый отдел «аскетики». Поскольку аскетические уп-ражнения могут способ-ствовать развитию в пастыре подвижнического духа, способного к высшему самоотвержению и любви и по отношению к Богу, и по отношению к людям, помещение такого отдела в курсах Пастырского Богословия и законно, и полезно. 
Но когда аскетика эта направляет свои усилия к тому, чтобы привить будущим пастырям узкомонаше-ские взгляды на мир и на жизнь в миру, на общественность и государственность, тогда ее услуга Пастырскому Богословию оказывается весьма сомнитель-ной.
Протопресвитер. о. Георгий Шавельский.
Опубликовано в рубрике 
Ну что здесь можно сказать, прав о. Георгий конечно.
Вопрос в том, а почему так получается? Что это такое у нас происходит?
Проблема мне лично видится в том, что у нас выработалось какое-то прямо фетишистское отношение к аскетике. Она сама по себе считается чем-то безусловно полезным, и это не обсуждается.
А ведь на самом деле она может и повредить, и как еще повредить. Аскетика может быть вообще фальшивой для начала. Все это штрихоборчество и прочее «ревнительство отеческих традиций», и т.п., это же не просто поверхностные перегибы, это довольно законченное духовно-психологическое устроение, генерирующее вокруг себя фальшивую фарисейскую псевдорелигиозность. И калечит души она не меньше, если не больше, чем явные грубые грехи.
Но это еще тоже не все. Даже здоровая, нормальная аскетика полезна на своем месте и в свою меру. У нас же выработался на не совершенно гипертрофированный взгляд. Вот давайте все вместе вспомним, сколько у нас например канонизированных святых — «белых» священников? Не считая новомучеников, а вот просто батюшек, имевших семью и всю жизнь простоявших у алтаря?
А у нас их аж целых двое: св. Иоанн Кронштатдский и св. Алексей Мечев. Все. Двое — за тысячу лет истории Русской Церкви! Какие выводы из этого можно сделать? Значит, — или семейный статус священника практически стопроцентно перекрывает ему путь к святости. Или с нашим понимаем святости что-то не так.
То же самое и с мирянской святостью — ее у нас практически нет. Наберется два десятка святых князей и царей, включая Николая II с семьей. Еще Феодор Ушаков, Симеон Верхотурский и Иоанн Русский. Новомучеников опять-таки не считаем. И тоже все. И тоже за тысячу лет — горстка.
В нашем церковном сознании святость=монашество. (Или мученичество, но это экстремальный вариант). Нормально ли это — превращать Евангелие и Православие исключительно в «религию монахов»? По-моему — нет. Религия монахов — это буддизм. А Евангелие — это Радостная Весть, а вовсе не «аскетическая весть».
Что с этим всем делать? Выход, по-видимому, в том, чтобы дополнять и развивать дальше нашу духовную православную традицию в этом направлении, заново формировать утраченную еще в средневековье школу мирянской святости. Между прочим, нас в этом здорово обошли католики. Но тому были объективные причины: они весь прошлый век «выезжали» на мирянских церковных движениях, а у нас совсем другие проблемы были…
Но тем не менее, смотрите. Канонизированный католический святой — Хосе Мария Эскрива де Балагер, основатель одного из самых известных католических мирянских движений — Opus Dei. Какой фундаментальный принцип он заложил в основу духовной жизни движения? — «Ищите Бога в повседневной жизни». И аналогичных движений там не одно и не два…
А нам надо наверстывать, и постараться довольно быстро пройти тот путь, на который у них ушло сто лет. Иначе все наши миссионерские усилия могут захлебнуться, а нас самих может ждать катастрофа по масштабам не меньше европейской Реформации.
Практически это может может выглядеть, например, так, что в семинариях в курс аскетики вводить не только святых-аскетов, практиковавших «закрытую» по отношению к миру духовность, но и представителей другой традиции, «открытой». Климента Александрийского, например, или Григория Богослова. Да их, в общем-то, достаточно у нас…
Вот как-то так этот вопрос видится лично мне. Но хотелось бы, конечно, услышать и еще комментарии.
Вообще-то аскетика — от греческого «аскео» — упражняюсь. Т.е. это вовсе не жизнь в пустыне, вкушение только хлеба и воды, многочасовые молитвы. Это упражнение себя в благочестивой жизни, ограничение собственного «хочу» для исполнения заповеди о любви к Богу и ближнему. И упомянутые Вами прав. Иоанн Кронштадский и Алексий Мечев были самыми настоящими аскетами, ведшими подвижническую жизнь. Такими же аскетами были и многие миряне, только вели жизнь они тихую, а оттого подвиги их известны только единому Богу. Так что сама по себе аскетика здесь абсолютно не при чем. И христианство не только радость о Воскресшем Спасителе, но и многое другое, в том числе плач о собственном несовершенстве, без которого, по свидетельству святых отцов невозможно очиститься душе, чтобы встретиться с Богом, а также плач о ближних, сопереживание им. Читая житие прав.Иоанна Кронштадского, Вы не могли не прочитать, сколько слез он пролил о людях, о мире, а сначала — о себе. И тем не менее он был светлым и радостным человеком — одно другому не мешает. Но об этом Вам лучше могут рассказать аскеты.
Вопрос как раз в том, где именно сделаны акценты. На медитировании на собственной греховности (причем разумеется,по сравнению с Серафимом Саровским и никак меньше), или на Христе. И соответственно, раздувается ли аскетика до такой степени, что занимает всю жизнь без остатка, или ограничивается своим местом и мерой.
Это большая проблема, когда мы превратили христианство в суровую систему запретов, черной одежды и постных задумчиво-кислых физиономий. Когда оно все — в бесконечной радости и ликовании о Христе Воскресшем! В самих нет никакой радости, одно самоукорение и поиски вины (хорошо если в себе, но чаще — в ближнем), тогда как же миру ее открыть?
Ну, в «систему запретов» христианство превратили не мы…
Да и вообще применение к христианству такого образа как «суровая система запретов» в корне не верно, потому как именно запрет, а не следование заповедям, ставит на первое — главное — в вере место.
Далее, против каких собственно запретов возражения? Не пьянствовать, не воровать, не блудить и прочие? Тогда мне не понятно их обоснование. Если же «свечи из других храмов не приносить» или «передавать только через правое плечо», то это, извините, вовсе не христианство, а какое-то неоязычество.
В отношении выражения лиц в Писании прямо сказано, что нельзя являть другим соблюдение поста ни словом, ни телом, поэтому с уныло-кислыми выражениями лиц люди постятся не Бога ради, а окружающих для и только от них получают воздаяние за свой труд.
То, что христианство представляет собой веру радости, абсолютно верно. Но эта радость о Боге должна быть изначально внутри человека и только потом проявляться во вне, а не наоборот. Окружение только до определенной степени может повлиять на внутреннее состояние человека, далее все зависит только от него самого. В конце концов: хочешь быть счастливым — будь им, и не важно, что вокруг тебя происходит. При этом, правда, стоит вспомнить о том, что невозможно одновременно служить и Богу, и мамоне. Нет среди святых блудника или пьяницы. Поэтому достижение радости о Боге невозможно без отказа от непотребного, без самоограничения, без возрождения души через покаяние. И борьба за стяжание «духа мирна» есть война персональная, лично каждого, поэтому нет смысла оглядываться на других и ждать, когда кто-то «принесет радость». Даже если это и произойдет, всегда нужно помнить, что это его, а не твоя радость.
Возражения — не против заповедей .конечно. А против гипретрофированной аскетики. Когда «не пьянствовать» превращается в объявление вина грехвным в любом количестве; «не блуди» становится обоснованием позиции что безбрачие нравственно выше брака; «не воруй» превращается в отказ от создания и развития своего дела и т.д. и т.п.
Когда «христианством» провозглашается полный и безоговорочный отказ от земной жизни в принципе. А допустимой радостью становится разве что радость небесная, но ни в коем случае не земная.
***
Владыка, прошу прощения, у меня здесь вопрос появился технического порядка. Вы включили премодерацию в блоге? Почему-то у меня все время появляется табличка «Ваш комментарий ожидает проверки»).
С первым мнением склонен согласиться.
Относительно премодерации — увы, пришлось включить. Здесь пришлось.
Благодарю за разъяснение, Владыка.
В дополнение к своей предыдущей записи также отмечу, что настойчивая рекомендация критикуемой «суровой аскетики» может быть следствием не только пороков образования, но и объясняться естественной причиной причиной: каждый человек склонен к абстрагированию того или иного уровня, иначе говоря: «делать выводы», а также к стандартизации своих действий — так называемая «шаблонность мышления». Если принять изложенное во внимание и учесть, что в настоящее время у каждого священника явно не десять прихожан в духовных чадах (грубый подсчет от «десятины»), да и сторонние приходят на исповедь, у священника вполне может сложиться ощущение, что «весь мир лежит во грехе», а также сформироваться план «срочных оперативных мероприятий» по жесткому пресечению прогрессирующей болезни. В таком случае мне сложно что-то возразить, поскольку при гангрене ног размышлять о занятиях балетом как-то не своевременно и не к месту.
Я даже не знаю, что Вам сказать на эту запись. Видимо, мне повезло — я ни разу не встречался с тем мнением, о котором Вы говорите.
Более того я читал, что благочестивая семейная жизнь есть сугубый подвиг христианина, ибо монах пребывает в послушании среди подобных себе и отвечает за себя и свой труд, а муж и жена — будучи в суете мира несут бремя по меньшей мере друг друга, да еще и о своих детях попечение имеют: объем и разноплановость труда откровенно больше.
Возвращаясь к теме первоначальной записи с учетом, но не обсуждая комментарии к ней, соглашусь с критикой исходя только из того, что любая акцентуация на конкретном тактическом приеме при решении стратегических задач более вредна, чем полезна. Так, неполезно будет как проповедовать откровенно монашеские взгляды и подходы для мирян, так и, отвергая прочее, утверждать им же, что Господь пребывает в радостях. В первом случае прихожане в лучшем случае, не поняв, не сделают, во втором же есть риск введения их в состояние «оправданного греха» (тоже, кстати, по недоразумению последних). Я даже не знаю, какой из вариантов лучше…
Размышляя же о причинах узкомонашеских и прочих, в том числе указанных Вами, Maximus, взглядов, прихожу к выводу о том, что из приведенного выше примера выбирается первый путь как более близкий в непротиворечивому самооправданию (я хотел как лучше и ограничивал…), но причиной такого пути могут являться как непонимание границы между возможным/должным поведением и грехом, так и нежелание «работать» с каждым прихожанином, так как последнего надо сначала долго изучать, потом — долго объяснять и наставлять. Если же я прав в своем предположении, то все вопросы из категории «а почему так вышло» необходимо адресовать к наставникам будущих пастырей, ибо у нерадивых учителей ни из семинариста пастыря, ни из курсанта офицера не получится — так, нечто в служебном облачении…
P.S. приношу извинения, если кому-то мой тон показался грубым, а высказывания резкими.
Вот у кого нет постно-задумчивых физиономий — так это у монахов..если что.
Обычно встретишь это выражение у мирских «святош».
Много встречал людей в черных одеждах, но таких выражений не припомню ни у одного.
Вот еще в тему нашел.
«Вера всегда ведет нас к радости» (Папа Франциск).
«Нельзя думать, что святые — это люди, живущие в другом мире, святые — это люди, которые, прежде всего, совершенным образом переживали свою челвоечность. Хотя совершенен только Бог, но Он дает людям благодать, укрепляя их через таинства, совершенным образом переживать свое человечество, и поэтому именно человеческие качества святых позволяют нам понять, что святость — это то, что близко нам, это то, что переживается в повседневной жизни, то, что можем пережить и мы с вами»
(Кардинал Поль Пупар).