Познать содержание жизни можно лишь по связи ее с действительностью.

о. Павел Флоренский

Сергей Геннадьевич Пологрудов, будущий митрополит, родился 25 марта 1956 г. в г. Иркутске.

В1978 г. окончил Иркутский государственный университет (физический факультет).

После учебы в звании лейтенанта призван на военную службу в Прибалтийский военный округ, командовал взводом.

В 1980 г. в звании старшего лейтенанта уволен в запас. После демобилизации три года работал инженером в электронно-вычислительном центре Восточно-Сибирского энергетического института (г. Иркутск).

С 1983 по 1990 г. заведовал лабораторией медицинской кибернетики в Сибирском филиале Всесоюзного научного Центра хирургии.

В1988 г. (в 32 года) принял крещение.

В 1990 г. (22 марта) поступил в Свято-Духов монастырь. Служил в нем восемь лет: послушником, иеромонахом, игуменом. Выполнял обязанности библиотекаря, благочинного, духовника детской школы-интерната.

В1990 г. (27 сентября) архиепископом Виленским и Литовским Хризостомом был рукоположен во диакона.

С1991 по 1993 г. заочно учился и окончил Московскую Духовную семинарию.

В 1992 г. (13 апреля) Владыкой Хризостомом был пострижен в монашество с именем Игнатий в честь святителя Игнатия (Брянчанинова).

В1992 г. (10 мая) рукоположен во иеромонаха.

В1992 г. (октябрь) назначен благочинным Свято-Духова монастыря в г. Вильнюсе.

В 1997 г. (2 ноября) Указом Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II возведен в сан игумена.

В 1998 г. (1 марта) Святейшим Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II в Успенском патриаршем соборе Московского Кремля возведен в сан архимандрита.

В1998 г. (29 марта) хиротонисан во епископа Петропавловского и Камчатского.

В 2007 году возведён в сан архиепископа Петропавловского и Камчатского.

22 марта 2011г.  Священный Синод Русской Православной Церкви постановил: Преосвященным Хабаровским и Приамурским быть архиепископу Петропавловскому и Камчатскому Игнатию.

Решением Священного Синода от 5-6 октября 2011 г. (журнал № 132) назначен главой новообразованной Приамурской митрополии.

8 октября 2011 г. возведен в сан митрополита.

* * *

Перед Вами, Читатель, несколько строк официальной биографии Высокопреосвященного Владыки Игнатия – архиепископа Петропавловского и Камчатского, нашего духовного руководителя. За формальным перечислением дат и событий из жизни Владыки трудно рассмотреть собственно саму жизнь, которая, по мнению множества людей, никем и ничем не управляется. Действительно, мы сами, наши родители, семья, друзья, коллектив, в котором трудимся, город, в котором живем, время нашего бытия, несомненно, оказывают на нас сильное влияние. Но подправить ход нашей жизни, изменить кардинально ее течение не могут никто и ничто.

В народе издревле это именуется судьбой. Православные судьбу называет иначе: Божий промысел. И верят, что на все есть воля Божия. Яркая иллюстрация к сказанному – жизнь во всех ее коллизиях епископа Петропавловского и Камчатского Игнатия.

Кроме организационного отрезка времени, которое необходимо любому руководителю для реализации распорядительных и контрольных функций в процессе решения великого множества проблем, Владыка осуществляет массу действий, сопровождающих деятельность священнослужителя, духовного руководителя региона.

Общепринятое понятие «рабочий день» спрессовано архиепископом в понятие «время бодрствования». Он работает, прерываясь лишь на короткий сон и нередко в келье, что за стенкой кабинета.

Я попытался из опыта многих личных встреч с Владыкой, совместных поездок по Камчатке, по отзывам других людей, тесно сотрудничающих с ним, составить ориентировочный суточный «пакет» обязанностей, поглощающих все время и силы архиерея.

1. Богослужения утром и вечером, накануне литургии многочасовой прием исповедующихся (заметим, что это делать архиерею необязательно).

2. Совещания и учеба с духовенством.

3. Прием прихожан и многочисленных посетителей.

4. Личный контроль за ходом строительства храмов, часовен, других объектов.

5. Ежедневный анализ внушительной почты. Переписка деловая и личная.

6. Учеба. В 2007 году Владыка закончил заочно Православный Свято-Тихоновский богословский университет (добавил знания к своему университетскому светскому образованию и багажу, полученному в Московской Духовной семинарии). Планирует учебу в Московской Духовной академии.

7. Обязательное ежедневное чтение святоотеческой духовной литературы.

8. Почти ежедневное участие в открытиях выставок, презентациях, конференциях, чтениях, торжественных собраниях.

9. Чтение лекций в высших учебных заведениях, выступления в средствах массовой информации (радио, телевидение). Уроки в школах.

10. Еженедельные семинары с психологами, занятия в молодежном клубе, популярные лекции в Камчатской областной научной библиотеке.

11. Перед сном – индивидуальная молитва (вечернее правило). Это строгий духовный самоанализ перед Господом. Благодарность Ему за дарованную благодать в решенных вопросах, покаяние за все, что не удалось. В заключение – молитва о жителях Камчатки, которые живут (с социальных позиций) хуже всех в России.

12. И уже на скромном ложе аскета листается новинка из последних церковно-религиозных изданий.

Как директор Музея истории Православия на Камчатке я давно пытался пробиться сквозь строки чрезвычайно скупой информации, через скелет анкеты к жизненным фактам Владыки Игнатия, к психологической окраске различных этапов его прошлого, к совместному диалоговому анализу накопленного им опыта.

В нижестоящем кратком жизнеописании Владыки буду опираться на сведения, которые он довольно откровенно поведал в ответах на мои вопросы.

А. Белашов:

– Глубокоуважаемый Владыка, мы начинаем разговор, который, я полагаю, следует анализировать с учетом того, что главные духовные события: принятие Таинства Святого Крещения, иноческий постриг и хиротония во епископа – всю Вашу жизнь разделили на «до» и «после».

Поэтому логично начать с «до» и поискать корни великих духовных событий, которые произошли в Вашей жизни и которые так тесно впоследствии переплелись с историей Камчатки. Давайте поговорим о начале Вашей жизни, о Ваших корнях, о Сибири. Не торопитесь, расскажите о родителях, их отношении к религии. Как Вас воспитывали школа, институт? Как Вы, начинающий ученый, пройдя атеистическое горнило, решились принять Таинство Святого Крещения в таком зрелом возрасте?

Владыка:

– Вопрос, который Вы мне сейчас задали, прозвучал, наверное, впервые в моей жизни из уст другого человека. Несколько раз я пытался сам себе его задавать. Но серьезно и глубоко на него ответить, наверное, не пытался никогда. Поэтому, возможно, наш с Вами разговор и для меня самого приоткроет эту тайну.

Я родился в Иркутске. Детство, школьные годы, юность, учеба в университете, первые шаги в самостоятельной жизни, я имею в виду работу, занятие наукой, прошли именно там. Воспоминания об этом городе остались самые светлые. Это очень уютный город. Когда я был маленьким, он казался мне огромным – целый мир вмещал. Забегая вперед, скажу, что уже будучи в священном сане я вновь побывал там, и мне он показался уже маленьким. Но от этого он нисколько не умалился в моих глазах. Наоборот, всегда помню его светлым, каким-то солнечным и опять же очень уютным и родным. Жили в Иркутске и все мои близкие родственники. За исключением одного или двух.

Воспитывала меня мама, Мария Афанасьевна Пологрудова (в девичестве Шабанова). Она коренная сибирячка, родилась в селе Залари, Иркутской области. Примерно в полутора сутках пути от города. Мама была из рабочих. Имела среднее образование, всю жизнь работала на предприятиях общественного питания. В детских садиках работала няней. Сейчас хорошо вижу то, чего не осознавал, будучи подростком, юношей. Все мы в этот период жизни эгоцентричны и склонны воспринимать мир через себя, думать и заботиться только о себе. Так вот, сейчас отчетливо понимаю, что всю свою жизнь она посвятила мне. Хотя почти никогда этого не говорила и никогда этого явно не показывала. У нас в доме не было принято проявлять внешне любовь и нежность. Мама никогда не ласкала меня, никогда не говорила ласковых слов. Она была сдержанным человеком. Сильным, сдержанным человеком. Иначе, наверное, жить нам было бы еще труднее.

В качестве размышления: любовь — это то, что я могу сделать для человека полезного. Главное ее проявление должно выражаться не в чувствах, не в словах, хотя это тоже необходимо. Такую черту характера мамы унаследовал, видимо, и я. Говорят, что иногда я излишне сух и безэмоционален, не душевный человек. Возможно, но не потому, что внутренне я не люблю людей, нет. Хотя монашество заповедует больше любить Бога. А человека любить по заповедям Божиим. Повторю, что любовь должна проявляться в конкретных делах. Какой смысл, если я буду говорить хорошие слова, а человеку помогать не буду.

Моя бабушка по маминой линии – Елизавета Алексеевна Шабанова. У нее было четыре дочери. Мама и три ее сестры – Анна, Валентина, Галина. Мы жили в постоянном общении. И очень часто гостили друг у друга. Много времени я проводил у бабушки, особенно летом. Она жила на соседней улице.

А. Б.:

– Десять лет Вас воспитывала школа…

– Владыка:

– Я начал учиться в Иркутской школе № 65. Она находилась недалеко от нашего дома. Надо сказать, что Иркутск – город патриархальный. До революции он был купеческим. И во многих дворах возникала какая-то особая атмосфера совместной жизни: все всё обо всех знали. Множество маленьких деревень в городе. Атмосфера большой семьи. И школа была включена в эту орбиту. Она находилась в центре Иркутска.

Однако нелишне упомянуть о воспитании в детсаде. Это имело последствия для учебы и моей общественной деятельности. Детский садик также находился недалеко от дома, располагался на третьем этаже многоэтажного старинного здания. Очень часто воспитатели давали мне такое задание: собирали группу детей, усаживали их, а в центре меня на стульчик. Затем просили рассказать что-нибудь. Я рассказывал обычно сказки. Воспитателям хотелось отдохнуть, они уходили, а я вдохновенно рассказывал. Мама мне много читала. Я очень любил сказки, истории, рассказы. Очень глубоко их переживал, поэтому они запоминались сразу. С первого прочтения мог повторить все.

А потом была школа. Помню самый первый день. Первый урок был посвящен нашему Отечеству. Затем учебная повседневность. Воспитывали нас строго, в духе сталинской дисциплины. Учителя не были злы или бесчувственны, но воспитывали в строгости. Первая моя учительница — Лидия Леонтьевна тоже не отличалась эмоциональностью, никогда никого не хвалила. Просто честно выполняла свой долг. Она учила. И, слава Богу, выучила.

А. Б.: – Что запомнилось в младшей школе? Октябрята, пионерия, начало общественно-патриотического воспитания…

Владыка: – Как принимали в октябрята — не запомнилось. Запомнился наш класс, всегда солнечный. Запомнилось много дней, пронизанных солнцем. В классе училось человек 30 детей. Самых разных. Здесь, наверное, тоже следует сказать, что у меня был громкий, четкий голос- итог монологов перед малышами в детсаде. Это было сразу замечено. Класса с 4-го меня стали приглашать, как говорилось «брать», на многие школьные мероприятия. А затем и на все то, что называлось линейками, монтажами и т. п.

Участие в районных, городских, областных мероприятиях это прежде всего встречи с людьми, облеченными властью, организаторами, руководителями. Это возможность видеть их на трибуне, в президиуме и на сцене. А также за кулисами. Как-то Андрей Миронов сказал: «Уровень мастерства актера в том, сколько масок он имеет в своем багаже». Многие из вышеупомянутых ограничивались двумя: «для публики» и «для своих». Декларировали одно, думали другое, жили по третьему варианту. Не могу вспомнить ни одного случая, когда бы руководитель, готовящий нас к выступлению, сказал: «Садитесь, ребята. Давайте, я расскажу вам, что это за праздник (или событие), откуда он берет начало, какое имеет значение». Ни одного. А представляете, какое это имело бы педагогическое воздействие? Учили лишь четко произносить фразы с правильной, торжественной интонацией. Вскоре к «старшим товарищам» у меня возникло стойкое недоверие.

А. Б.: – Потом Вы начали взрослеть. Вступили в комсомол?

Владыка: – Да, потом был комсомол. В школе была старшая пионервожатая – Ольга Григорьевна. И поскольку я был одним из активных ее помощников, то стал заместителем председателя совета дружины. А потом на уровне городского комитета комсомола с ней произошла какая-то неприятность: ее сняли с этой должности и, как следствие, буквально на следующий день, ничего не объяснив, меня переизбрали. Когда подошел комсомольский возраст, на классном собрании рассматривались кандидатуры. Я один из всего класса заявления не подал. Но желание казаться взрослым (а комсомол – «взрослая» организация) победило. Далее действовала хорошо отлаженная система.

После 7 класса мы с мамой переехали в новый район. Получили квартиру. Дом, где мы жили раньше, был с коридорной системой, так называемой «коммунальной»: комнатки маленькие. А мы и вовсе ютились в комнатушке, где должна была быть общая кухня. И вдруг – большая, новая, благоустроенная квартира.

Нельзя сказать, что в школе я блистал знаниями. Были тройки по математике и по некоторым другим предметам. Но я был активным общественником, хотя нам никогда не повышали оценок за общественную работу. И вообще, в поведении преподавателей, в их отношении к нам было что-то надежное. Чувствовались глубокие нравственные основы. Это были люди без двойного дна, цельные люди. Никто никогда не мог рассчитывать, что без знаний, труда можешь получить хорошую оценку.

Итак, переезд… В каждом случае, который кардинально менял мою жизнь, вижу промысел Божий. В связи с переездом пришлось менять и школу. Восьмой класс – период, когда у молодого человека формируются интеллектуальные способности, личностные качества.

В новой школе меня никто не знал. Уже не было того отношения, как в прежней. А самое главное: в 8 классе у меня появилась тяга к знаниям, усидчивость, огромное желание работать с книгой. Так я стал первым учеником в классе и одним из первых в школе. Хотелось читать как можно больше литературы по всем предметам. Сначала брал книги в школьной библиотеке, затем в районной, записался в областную. Свободное время часто проводил в читальном зале. Особенно мне нравилось писать сочинения по литературе. Учителя говорили: «Он пишет целые трактаты». А мне было просто интересно глубже рассмотреть то или иное произведение, тот или иной исторический период, который мы изучали. А в государстве в это время протекал брежневский период нашей истории. Он напоминал болото, застой, наиболее ярким символом которого стал генеральный секретарь, читающий, не отрываясь от бумажки. Формализм во всем чувствовали мы, и все это чувствовали. Хотелось свежего воздуха. Окончил школу я без медали, но и без троек.

А. Б.: – Что вам было известно о Боге с детства ?

Владыка: – Бабушка у меня была человеком верующим. Правда, нельзя сказать, что она верила глубоко, но в ее доме находились две иконы. Одна – икона Казанской Богородицы, которая ныне у меня. Вторая Николая Чудотворца – маленькая, писанная маслом, потемневшая от времени. Бабушка иногда осеняла себя крестным знамением, иногда молилась. В Иркутске было два храма, и один из них бабушка посещала. Надо сказать, что я не был активным атеистом. Но как-то в споре со мной бабушка сказала: «Побожись!». А я ответил: «Пионеры не божатся!».

Однажды (я уже был подростком) мне захотелось побывать в пасхальную ночь в храме. Мне было интересно, любопытно. В то время в храм попасть было невозможно, потому что по большим церковным праздникам выставлялись комсомольские посты, чтобы никто из молодежи не смог пройти. Тогда я попросил незнакомую женщину сказать, что она моя бабушка. А если с бабушкой, то могли и пропустить. Женщина согласилась, но сказала, что лгать не будет: «Ты уж сам разбирайся». Мы подошли вместе, нас остановили. Я говорю: «Я с бабушкой!». А она молчит. А я вновь: «С бабушкой я!». Так и прорвался. Они не стали меня догонять. В храме было светло, огромное количество народа. Все что-то пели, горели свечи. Ждали приезда архиерея (тогда я не знал кто это). Женщина, с которой я вошел, стала мне рассказывать о Христе, об иудеях, Его распявших. Это как-то не заинтересовало. Хотелось просто побыть в этой атмосфере. Подошла другая женщина, по виду деревенская. Спросила «мою бабушку»:

– Ну, как?

– Да вот, мальчик попросил провести.

– О, – говорит, – ему, наверное, здесь нравится. Пусть посмотрит, почувствует благодать, да мы его окрестим.

Мне это не очень понравилось. Но говорить ничего не стал. Был, помню, крестный ход. Приехал архиерей, перекрестился, вошел в алтарь. Больше всего запомнилось огромное количество народа, все пели. У меня возникла досада: все поют, а я не знаю слов. Хотелось присоединиться. Возникло на несколько секунд ощущение, что «хорошо было бы с ними спеть». Голос и слух у меня были. Пел в школьном хоре.

Когда вышел из храма, была темная спокойная ночь. Хорошая была ночь-апрель, весна… Так один и возвращался ранним утром домой через весь город. Нужно отметить, что мама мне предоставляла полную самостоятельность. Иногда даже бывало немного обидно. Наступал вечер, выходили родители во двор, где мы играли, и звали: «Паша! Леня!.. Домой!» А меня никто не загонял. Мама доверяла мне полностью, как взрослому,

А. Б.: – Каким был Ваш двор? Как правило, улица в воспитании ребенка играет далеко не последнюю роль.

Владыка: – В нашем дворе было много детей, подростков и молодежи. Я был одним из самых старших среди сверстников, но не главным. Могу сказать, что хулиганства на нашей улице не было вообще. Мы лазали по чердакам, устраивали «штабы». Это естественно. Когда стали постарше, создали «тайную организацию». Но драк, сквернословия, курения не было.

Переход в новую районную школу изменил мою жизнь. Резко. Меня избрали комсоргом класса. Не очень хотелось этим заниматься, но формально пришлось. Проводил собрания, составлял протоколы. Помню, что тогда возник сильный интерес к внешней политике государства. Даже выписывал журнал «За рубежом», читал статьи. Мне давали задание проводить целые часы политинформации и в нашем классе, и в других. Видимо, те навыки, которые привила мне мама и воспитатели (рассказывать, держать внимание аудитории), сохранились. Мне хорошо давались немецкий язык, физика, химия. Успевал практически по всем предметам без исключения. В аттестате были четыре оценки «хорошо», остальные «отлично».

А. Б.: – В школе к чему себя готовили? Была ли мечта ?

Владыка: – Мне очень хорошо давалась химия, хотелось заниматься ею и далее. В прежней школе я был устойчивым середняком. А в 7 классе начиналось преподавание химии. Учительница меня однажды отметила, выделила из одноклассников. И я понял, что могу учиться лучше; начал усиленно заниматься этим предметом. Сначала не потому, что был интерес, а потому, что оценили. Появилась возможность показать, что я не середнячок. Затем химия стала моим любимым предметом, единственным из всех, по которому тогда у меня была пятерка. Я даже свое будущее начал представлять в тесной связи с этой наукой. В 10 классе появилась новая учительница физики – Инна Анатольевна Эрдман. Ее уроки были настолько ярки и интересны, что я увлекся и физикой, да так, что принял решение поступать на физфак. В физике меня интересовали законы, которые лежали в основе мироздания. Не их внешнее проявление – мне это было безразлично – я не любил возиться с проводами и транзисторами. Меня глубоко интересовала та стройность и логика, которые лежали в основе устройства природы. Лишь спустя время я понял, что ничего законченного нет, мир еще не познан, он сложен и непредсказуем, и вряд ли когда-либо его можно будет познать и описать.

Мама советовала идти в медицинский институт. Говорила, что мне лучше стать хирургом. А я решил быть физиком. Поступил на физический факультет Иркутского университета. А с хирургами Господь меня все-таки свел, но значительно позднее. Чти матерь свою…

А. Б.: – Владыка, Вы в школе были законопослушным?

Владыка: – Нет. Я не баловался, но и не был законопослушным. Был, скорее, трудным. «Трудность» заключалась в том, что я часто пререкался с преподавателями, особенно в 9-10 классах. Глубоко запомнилось то, что узнал, занимаясь общественной работой. Люди со сцены говорили одно, а в кулуарах вели себя по-другому. Как следствие, появилось какое-то скептическое отношение ко взрослым «наставникам». А во второй школе оно автоматически перенеслось на преподавателей. Далеко не каждый учитель стал для меня авторитетом. Однако было среди них двое или трое, которых я глубоко уважал. К остальным же относился без уважения. Вступал в пререкания, иногда вызывающе вел себя. Позволял язвительные реплики. Чем это было вызвано? Желанием выразить отношение к лицемерной и лживой системе. Занятия же не пропускал. Помню, что когда я болел, все равно стремился в школу, понимая, насколько это важно для получения образования. Да и учиться нравилось.

А. Б.: – Далее был университет. Вы уже определили, что будете физиком…

Владыка: – В Иркутске огромное количество вузов: медицинский институт, иняз, политехнический… Физику везде преподают, но фундаментально – только в университете. Конкурс был небольшой: два человека на место. По физике на вступительном экзамене я получил «удовлетворительно», но по остальным предметам – «отлично» и был зачислен студентом.

А. Б.: – Получив диплом такого профиля, можно либо преподавать физику в школах или других высших учебных заведениях, либо подаваться в науку. Что выбрали Вы?

Владыка: – Можно было начать работать и на производстве, потому что на физфаке готовили специалистов по оптике, физике твердого тела, физике распространения радиоволн. Однако поскольку практическая часть меня почти не интересовала, а интересно было познать суть вещей, процессов и явлений, проникнуть в глубь их, после второго курса я оказался в группе теоретической физики. Там собрались самые интеллектуальные ребята факультета. Занятие теоретической физикой вело в науку. И нас готовили к этому весьма неплохо. Лекции читали ведущие специалисты факультета, с группой занимались отдельно по специальной программе. Кроме того, на кафедре было организовано несколько семинаров, где углубленно изучали и дополнительные разделы математики. На одном из них я познакомился с преподавателем математического и функционального анализа Леонидом Ефимовичем Портновым. Он принадлежал к новосибирской школе математиков. Пришел черед увлечься и этой наукой. Она тем хороша, как сказал один из ученых, что ум в порядок приводит. Я стал регулярно посещать этот семинар, изучать монографии и уже на четвертом курсе перешел на индивидуальный план. Для меня руководителем составлялись специальные программы по тем областям математики, которые на физическом факультете не изучаются. К пятому курсу университета практически я стал математиком. Но диплом защищал все же по физике.

Научный руководитель готовил меня к тому, чтобы остаться на кафедре, заниматься преподавательской и научной деятельностью. Но…

А. Б.: – Владыка, расскажите подробнее о своих увлечениях. Кроме книг, интересовались ли чем-нибудь: музыкой, театром, спортом, например? Как в Ваши годы молодые люди проводили свободное время?

Владыка: – Здесь, наверное, вот о чем следует сказать. Кроме науки, я активно занимался спортом. В школе – спортивной гимнастикой. Выступал в соревнованиях. А в университете увлекся большим теннисом. Причем, занимался самостоятельно — сам себе тренер. Программу тренировок сам составлял.

Начали проявляться самые разнообразные интересы. Они были несколько необычными, если учитывать склад моего характера и профиль учебы. Например, интерес к живописи. Никогда сам не писал, но живописью интересовался. Собирал альбомы, иллюстрации из журналов. Большое впечатление производила западноевропейская живопись, особенно живопись импрессионистов. Мне не нравились ни кубизм, ни сюрреализм, ни модернизм. Чтобы познакомиться с их творчеством, я побывал в Музее изобразительных искусств имени Пушкина в Москве, в Эрмитаже. К сожалению, хорошие репродукции русской классики, альбомы с иконописью приобрести в то время было невозможно. То, что печаталось, носило столь специальный характер, что я пропускал эти издания.

Со временем меня заинтересовала музыка, а началось все с увлечения нашими бардами. В студенческие годы познакомился с творчеством Булата Окуджавы, Юрия Визбора, Кукина, Татьяны и Сергея Никитиных… Слушаю их и по сию пору. Такой глубины в простоте я больше ни у кого не встречал. Они говорят о душе, не называя ее; говорят о Боге, не произнося слово «Бог». Вот это есть невидимое в видимом. После большой интерес к этому виду музыкального творчества стал сочетаться с интересом к классической музыке. Молодежь интересовалась ансамблем «Биттлз», другими западными группами. Меня Господь как-то миловал. Появился большой интерес именно к классике. Моцарт, Антонио Вивальди… чуть позже – Фредерик Шопен. Это самый мой любимый композитор и сегодня.

А. Б.: — А русскую классику любите? Кого из композиторов в первую очередь?

Владыка: – Конечно же Сергея Рахманинова, Дмитрия Бортнянского, Павла Чеснокова… По душе особенный проникновенный мелодизм Петра Ильича Чайковского.

Чуть позже я увлекся психологией. Владимир Леви… знаете? «Искусство быть собой», «Искусство быть другим». Когда я открыл эти книги, то увидел, насколько интересен феномен, который называется «человек». Удивительно интересен и разнообразен. Потом я стал интересоваться более глубокими аспектами психологии. Прочитал книгу американского психолога Изарда «Эмоции человека». Чуть позже открыл для себя Иммануила Канта, затем Гегеля. Книг такого рода публиковалось крайне мало. Они выходили небольшим тиражом в серии «Академкнига». Приходилось долго искать их, бегать по всему городу. Но зато ценность такой находки была гораздо выше, и, как следствие, мы изучали эти книги более глубоко.

А. Б.: – Вам еще повезло. Ученых Запада, философов субъективного идеализма в СССР не жаловали и издавали для узкого круга специалистов. Мы о них знали только из критических трудов советских ученых. Однако возвратимся к университету. Вам предложили остаться?

Владыка: – К тому шло. Но незадолго до окончания университета Господь явил опять Свой Промысел. Если бы не Он, трудно представить, чем бы я сейчас занимался. Впервые после длительного периода выпускники нашего факультета призывались на двухгодичную военную службу. При университете была военная кафедра. С вручением диплома каждому юноше присваивали звание лейтенанта. Многих призвали в армию, в том числе и меня. Признаюсь, в армию мне не очень хотелось. Прежде всего, жаль было прерывать на 2 года научную работу. Заведующий военной кафедрой, к которому я обратился с просьбой об освобождении, спросил:

– Так, у тебя нет семьи?

– Нет.

– Детей нет?

– Нет.

– Тогда у тебя единственный способ за три дня, которые остались до отправки, жениться на женщине с двумя детьми. Только тогда не возьмут.

Из двух зол выбрал меньшее. Однокурсники почти все были распределены в Забайкальский и Дальневосточный военные округа, а меня отправили в Прибалтийский. Почему – никто не знал. Более того, когда я прибыл в Прибалтику, в штабе округа заявили, что им такие специалисты не нужны. Я был командиром взвода ПТУС (противотанковых управляемых ракетных снарядов). Никто, сказали, на Вас запроса не делал.

Вот так я и оказался в Прибалтике. Надо сказать, что я всегда хотел посетить эти республики, пожить в атмосфере иной культуры, западноевропейской. Иная архитектура зданий и городов, иные храмы, иной стиль жизни. Менталитет совершенно другой.

Два года служил в Прибалтийском военном округе. При увольнении в запас присвоили воинское звание «старший лейтенант». Казалось бы, для духовного развития потеряно два года. Но Господь опять судил по-Своему.

А. Б.: – Ваше Преосвященство, служба в Вооруженных Силах дала Вам не только понятие о дисциплине и навыки воспитательной работы с солдатами, но и все то, что вам сегодня особенно необходимо в сотрудничестве с Вооруженными Силами. Вы были командиром взвода?

Владыка: – Да. Но нужно учитывать, что моя служба в армии была специфической. Я носил военную форму, служил в воинской части, но был призван в 1978 году. А 1978-1979 годы – подготовительные к Московской Олимпиаде. В Прибалтике к ней тоже готовились. На ее морских акваториях должны были проходить парусные регаты. К подготовке, как это часто было, привлекали армию, и мне приходилось часто отправляться в разные командировки. Промыслом Божиим объездил всю Прибалтику. Познакомился с культурой литовцев, латышей. Непосредственная служба требовала много времени, но находилось время и для самообразования. Продолжал углублять знания в области философии и психологии. Посещал концерты, вернисажи, собрал хорошую библиотеку и обширную фонотеку.

В чем состояла служба? Караулы, наряды, учения. Часто мне поручали подразделение солдат (взвод, а иногда и роту) и отправляли на ту или иную военную точку «для производства строительных работ». Таким образом я побывал в Таллинне, Риге, Калининграде, Вильнюсе. А в Вильнюсе неоднократно бывал в том месте, где находился мой будущий монастырь. Господь уже тогда показал мне, к чему готовиться.

А. Б.: – Уважаемый Владыка, если мои очередные вопросы покажутся Вам бестактными, можете не отвечать. Была ли у Вас любовь к женщине? Задумывались ли Вы о семье? Планировали продолжение рода?

Владыка: – Отчего же? Вопросы вполне корректные. О создании семьи задумывался, как и любой молодой человек. Правда, это было уже после армии, когда я начал работать. И помыслы, и даже попытки жениться были. Но Господь как-то незаметно сводил их на нет. Возможно, готовил к другому поприщу. А вот в университете и в армии такие мысли меня не посещали — слишком много было интересных занятий и дел, о которых уже говорилось. Я был рад, что имел время заниматься любимыми делами.

А. Б.: – Выжили все время с мамой? А сейчас она жива?

Владыка: – Нет, к сожалению.

А. Б.: – Итак, отслужив, Вы возвращаетесь к любимому делу. У Вас нет стажа работы (опыта), еще нет ученой степени. И Вы, очевидно, ищите, куда бы «пристроить» свое образование?

Владыка: – Да. В армии, как было сказано, я начал изучать психологию. Постепенно этот интерес сблизился с проблемами психопатологии. И мне подумалось: сколько людей нуждается в духовной поддержке, а не стать ли мне врачом-психиатром? Когда вернулся в Иркутск и освоился, первым делом пришел в психиатрическую клинику, которая функционирует при медицинском институте, и попросил о встрече заведующую отделением. Она меня приняла в своем кабинете, усадила напротив и спросила:

– Чем могу быть Вам полезной?

– Я физик сообщил я доктору, – закончил физический факультет университета. Занимался математикой, но теперь хотел бы работать у Вас. – Так и сказал – «работать у Вас».

Она посмотрела на меня и спросила: – А Вы никогда у нас не лечились?

Этот вопрос оказался настолько неожиданным и бестактным, что я понял – разговор далее продолжать бессмысленно.

Был ясный и теплый день. Я шел по городской площади и вдруг увидел себя глазами доктора: молодой человек, окончил университет, имеет специальность, но по какой-то причине хочет работать в клинике. Причем, я ей сам сказал, что могу там работать кем угодно. Медбратом? Пожалуйста. Она поэтому и подумала, что у меня какое-то психическое отклонение. Интерес к психопатологии не пропал, но на то время этот путь для меня был закрыт.

Затем на теннисном корте познакомился с руководителем отдела одного Академического института. Он предложил мне работать у него. Я принял это предложение. Работал на электронно-вычислительных машинах. Самых современных по тому времени. Мне это помогло изучить компьютер.

А затем, по прошествии двух лет, меня пригласили в другой институт – Сибирский филиал Всесоюзного научного центра хирургии. Он размещался на базе огромной тысячекоечной больницы. Моей задачей было построить математическую модель оптимального лечения послеоперационного больного. Собрать все показатели о больном: давление в разных областях сердца, показатели дыхания, температуры, ЭКГ, биохимические показатели. Вводить их в компьютер нужно было непрерывно, фиксируя малейшие изменения. И все это отображать на экране для врачей. Но самое главное, следовало предложить возможные варианты терапии. То есть, какие лекарства вводить больному и показывать предполагаемую его реакцию, чтобы на основании нескольких вариантов врач мог выбирать оптимальный.

Я возглавил работу по организации научной лаборатории, подобрал коллектив, и мы принялись за работу. Нас было пять человек. Четверо молодых ребят и одна девушка. Интересная работа – медицинская кибернетика.

Господь постепенно вел меня к человеку. И очередным шагом стало математическое исследование его тела. Восемь лет я трудился над этой проблемой. А затем встал вопрос о защите кандидатской диссертации. По публикациям я отыскал киевского ученого из института Амосова – известнейшего хирурга и стал готовить работу под его руководством. В своем институте работал с реаниматологами. Вели и плановых, и экстренных больных. Экстренных доставляли в любое время суток. Собирали нас всех и днем, и ночью. Это был очень напряженный период. Работали по нескольку суток подряд, без сна и отдыха. И каждый делал свое дело. Все понимали, что от нашей слаженности зависит жизнь человека. С большой радостью вспоминаю то время.

Занятия теннисом не бросил. В соревнованиях на первенство области занимал призовые места. Появилось и новое увлечение походы на байдарках по Байкалу. Каждый отпуск этому посвящал. Когда я находился в одном из таких походов, умерла моя мама. Это был 1986 год.

А. Б.: – На каком этапе была диссертация?

Владыка: – Собирал материал, готовился к защите. И тут началась перестройка. 1988 год. На всю страну транслировались заседания Совета народных депутатов. Мы тогда, не отрываясь от телевизора, как детективы, смотрели их, обсуждали повсюду. Страна этим жила, и мы тоже.

В это же время Русская Православная Церковь начинает открыто проповедовать, и церковнослужители получают возможность общаться с людьми. Однажды мне сообщили, что в библиотеке Иркутского университета будет выступать местный архиепископ. Мне это ни о чем не говорило, но был интересен человек, его мировоззрение. Тогда все было интересно. И вот прихожу в библиотеку. Народу было очень много. Я опоздал и в зал войти не смог. Из-за двери смотрел и слушал. Говорил Владыка Хризостом – архиепископ Иркутский и Читинский.

Мне понравилось, как он говорит; захотелось побеседовать лично. А как это сделать, я не знал. Но опять помощь Божия. Мои друзья сказали, что Владыка приходил и к ним в институт, и когда они поинтересовались, где можно с ним встретиться, он ответил: «Я каждое воскресение служу в соборе».

В воскресение я был на богослужении в храме, в том самом, где впервые в жизни Пасху встретил, помните? После богослужения подошел к владыке.

– Что вам угодно? – спросил он меня.

– Нельзя ли с Вами побеседовать?

– Ну, приходите в любой седмичный день, – хорошо запомнил его ответ.

– В какой день?

– В будний, в будний день, – он понял мое замешательство, повернулся и пошел.

Я пришел в будний день. Наша беседа продолжалась часа четыре, причем, в основном говорил Владыка. Он до сих пор удивляется моему первому вопросу:

– Что такое нравственность?

Человеку верующему это не нужно объяснять, но вот человеку ищущему важно знать точное определение. Как это понятие определяется в Православии? Мне не были понятны ответы владыки, казалось, что они не имеют никакого отношения к вопросу. Лишь много позже я понял, что именно эти ответы и были точны, ибо раскрывали сферу Духа. Далее архиепископ спросил:

– Скажите, а Вам нравится Библия?

– Не могу Вам сказать, потому что никогда ее не читал.

– Хотите, я ее Вам подарю?

– Конечно, приму с благодарностью. Он поднялся к себе, вынес Библию юбилейного издания и передал ее мне. По сей день помню трепетное состояние души. Пришел домой, начал читать. Поначалу многое было непонятно, но то, что я держу в руках Библию, которую мне подарил архиепископ, воодушевляло. Показывал ее друзьям, они долго рассматривали, заинтересовались.

В ходе беседы я уже решил, что встречаться дальше не имело смысла, но поблагодарить следовало. Позвонил, пришел, выразил свою благодарность, хотел уйти, но он начал беседу. И опять казалось, что он не отвечает на мои вопросы. Тогда я решил окончательно, что больше к нему не приду. Видимо, он это понял испросил:

– Наверное, я не смог ответить на Ваши вопросы, позвольте посоветовать Вам прочесть две книги, возможно, они окажутся полезными.

Он принес мне книги Аввы Дорофея «Душеполезные поучения» и сочинения святителя Игнатия Брянчанинова, который впоследствии стал моим небесным покровителем. А когда я открыл творение святителя Игнатия, понял уже с первых строк, что эти удивительные слова искал всю свою жизнь. Через великого святителя Господь даровал мне Свою призывающую благодать. Я последовал ей и во время очередной встречи Владыка спросил:

– Хотите, я вас познакомлю со священником, который прошел тот же путь, что и Вы? И познакомил меня с о. Геннадием Яковлевым. Он окончил истфак университета и действительно знал ответы на те вопросы, которые интересуют молодого человека в моем возрасте. Мы быстро нашли общий язык. Через него я принял святое крещение в октябре 1988 года.

Вот как это было. Специально для этого мы приехали на Байкал. Накануне выпал снег. И в освященных водах Байкала было совершено надо мною первое таинство святой Православной Церкви. После этого началось деятельное воцерковление. Стал посещать храм, исповедоваться, причащаться. Молился, много читал. Отец Геннадий организовал кружок для тех, кто хотел изучать Священное Писание и Предание.

Впоследствии он перевелся в Красноярский край, в поселок Тура и погиб от руки кришнаита. Религиозный фанатик отсек ему голову и положил на престол в храме.

Время от времени мы продолжали встречаться с Владыкой Хризостомом. Он мне подарил великолепный трехтомник Лопухина «Толковая Библия» и сказал: «Будущему богослову». Потом признался:

– Знаете, Сергей Геннадьевич, я Вам открою один секрет, только Вы о нем никому не рассказывайте. Подписан указ о моем переводе в Литву. А Вы, если захотите стать священником, приезжайте, я Вас рукоположу. Вскоре он уехал.

Через некоторое время я позвонил ему по телефону. Получил приглашение в гости, и, взяв на работе трехмесячный отпуск для подготовки к диссертации, поехал в Вильнюс. В монастыре владыка благословил мне отдельную келью. И после двух-трех дней жизни в обители я осознал, что это мое! Мой путь!

В это же время Господь явил чудо. Я никогда не вижу снов. Точнее, вижу, но крепко сплю и тотчас их забываю. А тут пришел после богослужения в келью. Дни были предпасхальные; владыка подарил мне розовый подрясник. И вот прихожу я, сажусь на кровать, и начинается чудо: совершенно отчетливый полет. Я летал. Ярко-зеленая трава, синее-синее небо. Ощущал движение каждой мышцы. Легкого желания было достаточно, чтобы направиться к солнцу или вниз. Это воспринималось вполне естественно. И накануне архиерейской хиротонии я тоже летал, но не было того света, не было того солнца, были какие-то существа неприятные, но все равно летал.

Когда прошло три месяца, я вернулся домой, уволился с работы. Не стал никому ни о чем говорить, просто уволился и все. Разговоров о причине увольнения избегал. Жаль было расставаться с коллективом лаборатории — много дел хороших за плечами.

И вот я в Вильнюсе. Началась жизнь в послушании.

А. Б.: – Наступил самый судьбоносный момент Вашей жизни, канун Вашего пострига. Поделитесь Вашими переживаниями. Ведь перечеркивалось все, отрицалось, отвергалось… Может, кто, прочитав эти строки, тоже загорится желанием погрузиться в загадочный мир безмолвия и бесстрастия?

Владыка: – Иоанн Лествичник пишет в своей книге о том, что человек принимает монашество либо из-за горячей любви к Богу, либо из-за осознания страшной опасности своего греховного состояния и идет в монастырь, чтобы всю свою жизнь оплакивать свои грехи. Однако ни того, ни другого у меня не было. Но если оглянуться назад, становится очевидным, что Господь медленно и ненавязчиво вел меня к этому пути. Увлекался я очень многим, но ни к чему сердце не привязывалось. Так, чтобы раз и навсегда. В этом был промысел Божий. Привязанность к миру означает неспособность порвать с ним отношения – это с одной стороны. С другой стороны интерес к музыке, живописи, литературе, философии, психологии были ничем иным как поисками Бога. И не только поисками, но и серьезной подготовкой.

Судите сами, я занимался музыкой, а высшая ее форма – церковное пение. Если музыка в миру нацелена на то, чтобы усладить чувства человека, в лучшем случае, заставить его о чем-то задуматься, то музыка церковная существует для того, чтобы обратить человека к Богу.

Есть в миру живопись, а в Церкви — иконопись, которая призвана явить человеку тайны иного мира-Царствия Небесного.

Есть философия земная, а есть богословие – слово Божье, открытое нам.

Безгранично глубоко Священное Писание. Своею Божественной силой оно вызвало к жизни многочисленные направления высокого церковного искусства. А от них произошли искусства светские. От духовного к мирскому. Мой путь к Богу был обратным: от мирского к духовному. В том числе и через искусство.

А. Б.: – Послушником в монастыре долго были?

Владыка: – Послушником я был недолго. Владыка Хризостом не торопил, не спешил, но периодически интересовался, какое я принял решение. Мне же хотелось остаться в сущем сане послушником. Основное послушание состояло в том, что я дежурил в приемной у архиерея, принимал посетителей. Кроме этого, выполнял и другие работы: грузил кирпичи, убирался в храме, подметал двор… Все делал. Однако так продолжалось недолго.

Как и все братья, я каждый день посещал храм. Кроме молитвы, мне хотелось научиться читать по церковно-славянски, разбираться в богослужении. И тут Владыка вызвал и говорит:

– Я считаю, что Вам уже пора принимать сан. На днях состоится Ваше рукоположение в диаконы, готовьтесь.

После утренней службы возвращался в канцелярию (а я был заведующим канцелярией) и рисовал схемы: как и где во время богослужения стоит диакон, как движется. Для того, чтобы лучше уяснить и запомнить.

Послушание есть послушание.

Он, правда, еще поинтересовался тем, как я хочу вести свою жизнь, намерен ли жениться или буду жить один.

– Владыка, – сказал я, – хочу быть один. Мое желание стать монахом. А все остальное меня не интересует. Но полностью подчинюсь Вашей воле: как скажете, так и будет.

В день двунадесятого праздника Честного и Животворящего Креста я был рукоположен во диаконы. Сподобился через возложение рук владыки Хризостома исполниться Духа Святого! Диаконом служил около года.

Владыка не скрывал, что готовит меня себе в преемники. Очень много рассказывал о своем духовном наставнике митрополите Никодиме (Ротове). И хотел, чтобы я видел, как и что он делает. Как Господь учил своих апостолов, так и меня учил Владыка. Неоднократно он меня спрашивал о том, как я вижу дальнейший свой путь. Тогда же он благословил мне послушание окормлять дом-интернат для русскоязычных детей. Был тогда я отцом диаконом Сергием, а Владыке на вопросы отвечал: «Как хотите, как скажите». Но для себя я уже твердо решил стать монахом. И в один прекрасный момент владыка сказал:

– Отец Сергий, готовьтесь. Вообще не принято называть имя монаху до его пострига, но у меня был руководитель и он считал, что монах должен получать имя того святого, которого он любит. Поэтому я Вас спрашиваю, какое имя Вы хотите получить в постриге?

– Святителя Игнатия Брянчанинова.

– Ну что ж, готовьтесь.

Шел Великий Пост. Через два дня после нашего разговора, поздно вечером был совершен мой постриг.

Владыка Хризостом по окончании впервые произнес мое новое имя:

– Брат наш, Игнатий…

Меня оставили в храме на два дня. В эту первую монашескую ночь я первый и последний раз увидел своего небесного покровителя – святителя Игнатия Брянчанинова. Видел его, когда братия оставили меня в храме. Взял с собою псалтырь, Евангелие. Взял Акафист святителю. А когда открыл его, вдруг увидел (но не телесным зрением), что впереди и чуть-чуть справа стоит святой Игнатий. Я видел его облик, видел облачение, видел и то, что он смотрит на меня. Видел это, не прекращая чтения. Знал, что если подниму глаза, то никого не увижу. И тем не менее, он находился здесь.

По традиции два дня я провел в храме безвыходно, до первого Причастия. Днем в алтаре, вечером на клиросе. Ровно в 24 часа дверь храма открывалась, братья приходили и пели «Се Жених грядет в полунощи…» – есть такая монашеская традиция подбодрить вновь постриженного. Я выходил на солею, кланялся и снова уходил. Потом меня сопроводили из храма в келью, где, не раздеваясь, я лег отдыхать. А через некоторое время прочитали молитву на снятие клобука. Так по молитвам небесного покровителя начался мой монашеский путь.

Я вернулся к обычному послушанию иеродиакона. Меня сразу постригли в мантию, вторую степень монашества.

Через некоторое время два брата — эконом и регент, пришли к Владыке и сказали:

– Надо о. Игнатия рукополагать во священники. Владыка пригласил меня для беседы.

– Вот, братья считают, что Вас надо рукополагать.

– Как благословите.

И я стал иеромонахом в день святителя Игнатия Брянчанинова, 13 мая.

Мои послушания в монастыре: вначале я окормлял детский дом, потом был заведующим библиотекой. Организовал кружок, чтобы изучать Священное Писание с прихожанами и беседовать о Церкви. По своей инициативе поступил в семинарию. Четырехгодичную программу одолел заочно за два года. Потом мне определили послушание благочинного монастыря. Благочинный – это брат, в обязанности которого входит поддерживать в монастыре порядок. Чтобы вовремя богослужение начиналось, вовремя чтобы заканчивалось, чтобы братья жили по уставу…

Наш монастырь не был строгим, и со временем у меня возникло стремление перейти в другой, Валаамский. Это очень древний монастырь со строгим уставом, удаленный от мира. Он расположен на острове Валаам посреди Ладожского озера. Ежегодно владыка благословлял каждому 3-4 недели для того, чтобы посетить святые места, побеседовать со своими старцами. Моим духовником был архимандрит Иоанн (Крестьянкин).

А. Б.: – Расскажите поподробнее, как вы нашли своего духовника?

Владыка: – Я был еще послушником. А на территории нашего мужского монастыря находился еще и женский. По канонам это запрещается. Но в советское время, когда был ликвидирован Виленский женский монастырь, матушки должны были разойтись по епархиям, монастырское сестричество должно было погибнуть. Правящий в то время архиерей принял решение – нарушить каноны, но сохранить женскую общину. Корпуса наши находились в отдалении друг от друга, но храм был общий. Так вот, матушка Архелая, благочинная монастыря, однажды подошла и спросила:

– Скажите, у Вас есть духовник?

– Нет.

– А Вы хотели бы иметь?

– Да, наверное.

– Я бы Вам посоветовала. У меня есть духовник, о. Иоанн (Крестьянкин).

Рассказала о Псково-Печерском монастыре, где он жил. И я поехал к нему. Как ни странно, о. Иоанн меня принял. К нему приезжали очень многие: за советом, молитвой, поддержкой. Это старец, через которого говорил Господь. Далеко не каждый мог удостоиться личной беседы. У него маленькая келья: две комнаты. В одну из них проводили меня. Зашел батюшка, подошел к иконам помолился и обратился ко мне. Благословил, усадил поудобнее, и мы начали беседовать.

Батюшка был удивительно добрым, благостным. С глубоким вниманием и уважением относился к каждому человеку, как к образу Божьему. Между нами установились отношения старца и послушника. Всякий раз, когда мне было трудно или возникали серьезные вопросы, я обращался к нему и всегда получал мудрый совет. К сожалению, он уже почил. Господь принял своего угодника в Царство Небесное.

А. Б.: – А теперь как, Владыка, с духовником?

Владыка: – У меня есть сейчас духовник в Троице-Сергиевой лавре, но встречаться удается очень редко. Слишком большие расстояния.

Так вот, в 1996 году пришло решение перейти на Валаам. Но хотелось вначале испытать себя. Тайно, в келье начал исполнять Валаамское монашеское правило. А через несколько дней неожиданно получаем указ Его Святейшества Патриарха: по ходатайству архиепископа Хризостома возвести трех иеромонахов в сан игумена. В том числе и меня. А по уставу Валаамского монастыря игумен должен быть только один. Все остальные — не выше иеромонахов. Пришлось открыться владыке. Его реакция была суровой.

Вообще Владыка очень строгий человек. Я прошел хорошую школу послушания.

Ну, долго ли, коротко ли, гнев он сменил на милость, сказав: «Не знаю, что и делать». И благословил: «Езжайте. Только об одном попрошу. В будущем году ожидаем Святейшего Патриарха. Вы – благочинный, монастырь у нас небольшой. Достойно встретим Его Святейшество, а после уезжайте».

К этому событию мы готовились целый год. Святейший Патриарх пробыл в Литве два с половиной дня. Служил, проповедовал, встречался с монастырской братией, прихожанами. Состоялись встречи с президентом Литвы и ее премьер-министром. В заключение перед самым отъездом он посетил детский интернат, который было благословлено окормлять мне. Дети пели великолепно.

– Если бы не посещение интерната, мое впечатление о Литве было бы не полным, – отметил наш Предстоятель.

После торжеств я стал готовиться к переходу на Валаам. Но Господь вновь явил Свою волю. Архиепископ Хризостом в 1998 году был избран временным членом Священного Синода. На очередной сессии Святейший Патриарх обратился к присутствующим с просьбой:

– На Камчатке нет архипастыря. У кого в епархии есть достойная кандидатура?

По возвращении из Москвы владыка вызвал меня и сказал:

– Я был на сессии Синода, на просьбу Святейшего Патриарха предложил Вашу кандидатуру. Я Вам советую не отказываться!

Один раз Владыка уже предлагал мне быть его викарным епископом в Литве. Тогда я обратился к своему духовнику-батюшке Иоанну. Отец Иоанн ответил отрицательно – ни в коем случае!

– Какое приняли решение? – спрашивает Владыка.

– Ваше Высокопреосвященство, мне необходимо получить благословение моего старца.

Монашеский устав запрещает принимать важные решения самостоятельно. Я написал ему письмо и удивительно скоро, буквально через несколько дней, получил ответ. Появилось какое-то тревожное предчувствие. Пошел в храм, в придел Иоанна Богослова, письмо положил на престол. Опустился на колени и обратился к Господу:

– Господи! На все Твоя воля!

И когда открыл конверт, прочел слова моего старца: «Предаться воле Патриарха». Что ж, значит, так угодно Богу. Позвонил архиепископу:

– Владыка, я получил ответ.

– Что он пишет?

– Предаться воле Патриарха.

Владыка был доволен:

– Готовьтесь к хиротонии!

Владыка связался с Его Святейшеством. Через неделю в здании Московской Патриархии в восемь вечера мне была назначена встреча, а принят был только в двадцать четыре часа. Беседовал Первосвятитель со мною до часу ночи. Невероятно работоспособный человек. Я ему сказал:

– Ваше Святейшество, поверьте, я не готов к архиерейству. Разумеется, я смиренно приму любое Ваше решение, но, поверьте, я абсолютно не готов. Нет у меня способностей к этому служению.

Он твердо произнес:

– На то есть воля Божия!

Я вернулся в Литву, где принял сан игумена, после чего вновь выехал в Москву. Здесь, в Успенском соборе Московского Кремля состоялась моя хиротония в архимандрита, а через два месяца – во епископа Петропавловского и Камчатского. И я отбыл в далекую, незнакомую епархию.

А. Б.: – Что знали о Камчатке до того?

Владыка: – Ничего. Лишь в речи Святейшего Патриарха при вручении мне архиерейского жезла услышал имена святителя Иннокентия (Вениаминова) и митрополита Нестора (Анисимова) как о моих великих предшественниках.

А. Б.: – Уже смирились, что не быть на Валааме? А у Вас есть мечта когда-нибудь принять схиму, стать схиепископом?

Владыка: – Если бы свершилось чудо и появилась возможность вернуться в монастырь, я бы ни секунды не колебался.

А.И.Белашов, директор Епархиального музея истории Православия на Камчатке и в Русской Америке