По «долгу работы» я давно знала об открытии в Хабаровске выставки «Неперемолотые», рассказывающей о судьбах новомучеников Российских, пострадавших за веру в годы советской власти, на которую я и отправилась в это воскресенье.
Я уже имела некоторое представление об экспозиции по статьям, новостным сюжетам и фотоотчетам, но все это не заменит живого общения. Да, думаю, что именно общения, а не просмотра экспонатов. Перед глазами вставали именно люди: за покореженной тарелкой и чашкой безымянного арестанта, за неровным почерком на пожелтевшем листе, за выписками о приговоре к высшей мере наказания…
Стеклянные витрины, за которыми: истерзанные иконы, предметы лагерного быта, самодельная епитрахиль, самиздатовские Евангелия, акафисты… Распоряжение Ленина под грифом «секретно» про актуальность изымания из церквей ценностей в период тотального голода… Письма и стихи лагерников. Стенды с биографией, зачастую заканчивающейся словом – убит… Даже елка с «лагерными игрушками» — рождественская радость, которую так и не вытравили мучители. Меня поразил этот аромат хвои, так легко витавший над, подчас, ужасающими экспонатами…. И снова: нательные кресты, которые хранили под страхом смерти, и которые многие в нашей стране обменяли на книжечки с силуэтом Ильича на обложке, какие-то удивительные фото – тех, кого убивали, и тех, кто убивал, плакаты с описанием казней с такими «простыми» названиями, но чудовищными по своей сути зверствами: «поставить на комара» или «бревно», а за этим – страшные казни. Искореженная Чаша, такая же, или очень похожая на ту, из которой я причащалась сегодня в храме, стоящем на берегу Амура. В который так легко попасть – стоит только захотеть. А еще клюква, которой причащали в лагере за неимением вина: красный сок которой похож на капельки крови, пролитой новомучениками за всех нас, живущих ныне.
Уходила с выставки с ощущением живого диалога с теми, кого уже нет, но кто должен остаться в нашей памяти навсегда, ведь сейчас есть опасность потерять то, за что люди несколько десятилетий назад страшно умирали. Но умирали с надеждой, что вера наша – это то, ради чего стоит жить и то, ради чего можно умереть.