И в неофитстве моём, Господи, благо от Тебя!
Далеко не всё понимая в службе, страдая от того, что не могу подпевать хору, невольно разглядываю прихожан…
Сама с лицом младенца: пухлые губы, чистые глаза ─ будущая мама. Мелькнула мысль: «Бог помогает выстоять службу с таким животом». Позже ─ умилительная картина: ребенок из живота перекочевал в «кенгуру», и вот уже маленькие губешки принимают в себя Спасителя.
Молодая женщина, от службы к службе, теряющая косметическую и маникюрную яркость. Нет уже той эффективности в завязанном шарфе, скромная одежда с длинными рукавами. И вот радость-то, Господи! Передо мной на исповедь стоит её муж. С силой сжав в руке свечу, которую забыл от волнения положить к ящику, долго очищает душу свою от грехов. Она же, взглядом, рядом с ним.
По правую руку от меня, неизменно у Албазинской, небольшого роста, в нежно-персиковой косынке сама пожилая сосредоточенность. Понимаю, что повторяет всю службу про себя.
Спиной чувствую молитвы художника. Всегда суровый (слышала краем уха его разговор об аскезе). Причащается каждую неделю!
С придыханием из души, «прости Господи!» ─ грузная бабуля с посохом.
А вот и мой попутчик из Запорожья. Опять исповедуется на коленях. А каким он был на Рождественской литургии! В новом сине-белом пуловере, под стать празднику. Грудью кинулся защищать Евангелие с Крестом от невесть откуда взявшейся пьяницы, горланящей: «Аллилуйя!».
Подошла и моя очередь к исповеди. Каюсь Господу: «…может, не вижу, что за моим желанием поделиться написанным скрываются ростки тщеславия». Отец Игорь будто ждал моих слов, весь засветился изнутри и взахлёб: «Это ж от Бога! Каждому свой дар дан: кто-то хлеб знатный печёт, кто-то рисует, кто-то пишет… А всё вместе собрать ─ так это и есть Бог!».
Мысленным взором пробегаю по лицам прихожан: и молодая мама с младенцем, и суровый аскет, и супружеская чета, и согбенная старуха ─ все мы Тело Христово! Слава Тебе, Господи!
Надежда Успенская, прихожанка Успенского собора
Картина Ильи Глазунова “Вечная Россия”
