Записки на полях

Прохлада и полумрак внутри храма Серафима Саровского скрывают от июньской жары, настраивая на молитвенный лад: молебен перед иконой Божией Матери «Смоленская» предварил начало необычного Крестного хода.

Вот уже второй год подряд по инициативе общественной организации «Дело жизни» «Путеводительница» собирает хабаровчан, которые верят в помощь и заступничество Божией Матери.  После молебна, совершенного настоятелем и клириками Спасо-Преображенского кафедрального собора протоиереем Георгием Сивковым, диаконами Максимом Погором  и Владимиром Зубковым, а также настоятелем храма преподобного Серафима Саровского протоиереем Виталием Кудрей, под звон колоколов образ Богородицы был помещен в автомобиль, который в составе колонны, проследовал на военный аэродром поселка Горького, где его уже ждал Ан 26.

Июньский зной раскалил асфальт, по которому шли верующие, сопровождая шествие молитвой. Подхваченная заботливыми руками, икона попадает в салон самолета, занимая место в одном из кресел. Несколько минут меня не покидало ощущение живого присутствия Божией Матери: то ли от солнечного света, проникавшего через иллюминатор и отражавшегося в позолоте иконы, то ли от общего радостного и молитвенного настроя, царившего вокруг, но слова, сказанные отцом Максимом, заставили меня согласиться с ним мгновенно: «Такое настроение… Все время хочется петь Христос Воскресе!». Лучше радость и не выразить.

Командир отдельной смешанной эскадрильи ВРК ВВ РФ Дмитрий Павлов лично контролирует процесс, рассказывая о предстоящем маршруте: облет города с максимально возможным захватом территории.

В этом году Крестный ход приурочен к празднованию Дня города, а также Международному дню защиты детей, поэтому  и молитвы духовенства и верующих были о мире и процветании Хабаровска, семьях, живущих в краевом центре, поскольку именно крепкие семьи – залог будущего не только нашего края, но и страны.

Отвечая на вопросы журналистов, отец Георгий сказал: «Крестный ход – лучший подарок нашему городу. Много горя и слез на нашей земле. И это неизбежно: такова жизнь. Поэтому мы молимся и просим, чтобы Господь и Богородица всем помогли и дали утешение». Традиция обносить границы населенных пунктов святыми иконами – давняя на Руси.

Наверно, так и должно быть, подумалось мне. Не хочется противопоставлений, сравнений и просто брюзжания по заданной теме, но на ум пришел образ праздничных шествий ко Дню города, собирающих сотни и тысячи горожан. Ярко и празднично. Но есть же в наших традициях иная основа, испокон веков объединяющая русский народ – соборная молитва. Вот бы всем нам…

Из раздумий меня вывел голос, призывающий прослушать инструктаж перед полетом. Поскольку самолет грузо-пассажирский, то и инструктаж отличался от привычного натаскивания перед полетом в каком-нибудь «Боинге» – ни тебе ремней, ни откидывающихся столиков, хотя бы потому, что кресел в салоне просто не было. Расположившись на лавках, мы притихли, пытаясь понять, за что схватиться рукой при разгоне и наборе высоты. В этот момент гул моторов заглушил не только приглушенные голоса, но, казалось, даже мысли.

Несколько минут, и мы в небе. И вот зазвучала молитва о городе, который теперь был как на ладони, о людях, живущих в нем. Молитва Богородице, которая, как всем казалось, незримо присутствовала на борту того самого Ан 26.

Летняя жара в тридцать градусов в салоне самолета удвоилась, заставляя вспоминать о русской парной. Это не метафора и не преувеличение, поскольку платки и салфетки из рук не выпускались, струйки пота стекали со лба. «Хорошо, — улыбается отец Георгий. – Если молитва творится без труда, она не принимается». И хотя мы не шли пешком по жаре, свою порцию «труда» от воздушного крестного хода получили, что только усиливало радость. «Состояние как после исповеди или причастия», — улыбается президент общественной организации «Дело жизни» Андрей Никонов. А один из организаторов Крестного хода, продюсер «Радио хорошего настроения 101,8 ФМ» Андрей Порохин  добавляет: «Вот бы вокруг всего края… Давняя мечта!».

А пока на высоте шестиста метров со скоростью 240 километров в час «Смоленская»  икона Божией Матери завершает облет  Хабаровска.

Как заключил пилот, управлявший самолетом, командир авиационного отряда ОСАЭ ВВ МВД РФ Петр Дорохов: «Было на удивление спокойно и хорошо».

 После раскаленного салона тридцатиградусная жара «на земле» кажется не зноем, а прохладой, а глоток теплой воды – словно свежевыжатый сок со льдом. Впрочем, все это мелочи. Провожаем «Путеводительницу»  до машины, которая увезет ее обратно в храм Серафима Саровского. А на душе радость и именно то, что вслух озвучил наш умелый пилот – спокойствие.

Много дискуссий на тему «бородатой женщины». Как говорится, и без меня тесно. Но зацепила мысль В. Соловьева: мы всей страной обсуждаем как это безнравственно, а сами на Евровидение в свое время послали не просто дует лесбиянок, но лесбиянок, пропагандирующих ненормальные отношения у несовершеннолетних детей. А строчка из их песни стала практически гимном олимпиады, а еще будет начертана на автобусе российской национальной команды по футболу.

Шокирует ли непонятного пола Кончита, поросшая густой бородой и усами? На фоне ее (его) убеждений, выражающих настроение Европы – «за толерантность и против дискриминации» — не так уж и странно все это выглядит. Хотя привлекательнее не становится, скорее, наоборот. Шоу фриков оправдало чаяния зрителей. Похоже, кунсткамера окончательно выползла за пределы музейных стен.

Только отчего-то на фоне правильных сестер Толмачевых как-то нелепо слушать пение-писк другого дуэта, подарившего кроме третьего места на шоу Евровидение эту строчку: нас не догонят. Странно, ведь выбор был между тремя фразами: «Ни шагу назад», «Мы первые» и «Нас не догонят».

Реверанс в сторону Кончиты? Трансвестита, трансгендера или драг-квина… Но, зато закон есть у нас о запрете пропаганды гомосексуализма среди подростков. Страна наша – место контрастов. Надеюсь, что содержание будет совпадать с внешностью, а внешность с содержанием. И гимн несовершеннолетних лесбиянок не будет почти национальными лозунгами в стране, где закон запрещает пропаганду гомосексуализма среди подростков …

11 мая 2014 года ушел из жизни мой отец…. Памяти его посвящается…

Это моя персональная Голгофа!

Пять ступенек и еще восемнадцать.

Вроде, до боли знакома дорога,

Почему же так сложно сейчас подниматься?

Раньше, бывало, через три ступеньки

Весело, радостно, словно из сказки.

На часах что-то показывают стрелки,

Золото корпуса отливает красным.

Два раза затихаю и останавливаюсь.

Девять ступенек удачно пройдены.

От жара, словно свеча оплавленная,

Приглаживаю рукой чуть спутанные волосы.

Большая? Маленькая? Это моя Голгофа!

Крест давит на плечи, аж по стенкам шатает!

Еще девять ступенек по дороге в вечность!

На десятую мне уже дыхания не хватает!

Щурюсь в адовый полумрак коридора,

Размазывая страх по обшарпанной стенке,

Зубы стискивая, глаза приоткрою,

Но предательски громко позвякивают коленки!

Запах серы смешался с розовым маслом!

Где-то ангел с чертом за душу борется.

Мне нужно туда, где жизнь еще не погасла.

Что же дверь в квартиру никак не откроется!?

Разве Голгофа такая бывает?

Помещается в тридцати шести квадратах комнаты?

И диван мне крест напоминает.

И заканчивается также – высоким холмиком.

Черепом, костьми, головою Адама!

Но, самое главное, воскресением!

Чудится за окном Иерусалима панорама,

Только сильно пахнет русской сиренью!

Встаю с табуретки, почему-то падаю.

Из молитвы повторяю несколько фраз.

Воскресение…то, которое у Лазаря!

У Христа, что из гроба, у каждого из нас!

Хоть и трудная, но это в рай дорога!

Только бы до ее вершины добраться!

Это моя персональная Голгофа!

Всего пять ступенек и еще – восемнадцать.

День Победы для всех проходит по-разному. Сегодня я встретила его с дедом, 4 года не встречала, а на пятый решилась – поехала на кладбище. Почти пять лет, как тебя нет со мной. «Дед, сегодня твой праздник. И ты приближал этот великий день. Смотри, какая погода: солнце, небо такое синее-синее. Мирное, дед, понимаешь?».

«Отец твой не вернулся с поля боя, погиб, впечатав свое имя в историю страны и, не побоюсь сказать, мира.  Его имя в «Книге памяти» и на плитах на площади Славы у Вечного огня. А тесть твой вернулся, прожил до 94х лет, рассказывая нам – правнукам – о войне, но очень скупо, мало: все больше свистульки делал и ребятне дарил.

Дед, люди празднуют сегодня, а где-то рядом с нами фашизм опять расползается клубком змей. Дед, скажи, разве смерти миллионов были напрасными? Нет, пока живы те, кто помнят подвиг ваш, те не позволят коричневой чуме шагать по планете…И я сделаю все, что могу, и что не могу тоже. Дед, я обещаю…».

Сосенки у могилы прижились, они тоже тянутся к солнцу, как и все живое на земле. Трава сочная, изумрудная. Как арбузы. Я вспоминаю арбузы, огромные астраханские арбузы, которые ты приносил для нас с сестрой с рынка. Перепачканный в арбузном соке мой нос ты вытирал огромной ладошкой, спрашивая: «Вкусно? Ешь! В войну кушать нечего было…». Смеялся и радовался, что мы – едим…

 «На площади парад, как всегда в этот день. И внучка твоя носит георгиевскую ленту. Ты не видел свою внучку, но я ей показываю твои фотографии – ты был храбрым и добрым».

Вот и вечер – небо расцветил салют. Дед, салют и в твою честь. В память о всех вас: живых и мертвых, подаривших нам жизнь… С Днем Великой Победы, дед…

Благовещенье … Так тепло на улице. Еще теплее в храме: от улыбок, лампад, молитвы – смесь душевного и физического причудливо соединилась, заставляя улыбаться.

Немного побаливает спина, поэтому прислоняюсь к мраморной стенке собора, чувствуя холод. Рядом мой хороший знакомый… После причастия стенка не кажется холодной. Мирно в душе…

— Это вы, Юлия? Вы пишите в епархии, я знаю…А вот это мне понравилось больше всего…

Поворачиваю голову, замечая небольшого роста женщину. Что-то неуловимо-доброе  в глазах, смотрящих приветливо и ласково.

— Да, я это писала…

Совсем неожиданно женщина берет мою руку, слегка сжимает и подносит к губам: «Спасибо вам».

Словно потоком горячего воздуха меня захватывает неловкость: «Да, что вы! Зачем?». Беспомощно смотрю на приятеля, на женщину, на залитый светом храм…

Женщина улыбается и тихо отходит в сторону, оставляя меня в полном смятении. «Господи, так нельзя, ну, зачем?». Мысли в голове не умещаются, беспомощно смотрю на приятеля, ища поддержки или критики.

«Все хорошо, — одобрительно кивает он головой. – Нужно и принимать благодарность уметь. Принимай».

Часто повторяю про себя такую фразу: «Я – закадровый персонаж!». И это чистая правда. Сольешься с интерьером, станешь незаметным – вот тебе и результат: искренние истории, непринужденные беседы, перерастающие в материал, который и доходит до читателя.

Привыкаешь к этой роли – роли за кадром, и уже сложно, порой, войти в него обратно.

Голубое небо, отражающееся в золотых куполах собора, прихожане, запускающие в небо шарики с голубками. Прислоняюсь к колонне, наблюдая за эмоциями, вслушиваясь в слова… На полшага снова выхожу из кадра: комфортная зона. «Спасибо вам…», — отчетливо звучит в моих ушах.

«Господи, это Тебе спасибо. Значит, и мое слово что-то значит».

.………. мне тоже…воздуха не хватает до сих пор…простите за слова, но….молчать не могу….

Женский крик. Кричали: «Помогите!».
Из распахнутых в весну окон…
Кажется, что даже на граните
Жаркой лавой растекался стон.

В огненном переполохе дыма,
Где в клубок сплелись и смерть, и боль,
Обгоревший труп чьего-то сына
Доиграл чудовищную роль…

И хотелось эту чашу пронести бы
Мимо тех замученных людей,
Что, спасаясь от огня и дыма,
Слышали глухой приказ: «Добей!».

Как немой укор остались снимки,
Как глухой удар по голове,
Матерей застывшие слезинки
В память тех, кто погибал в огне.

Словно удушающей волною
Горло мне сжимал стальной рукой
Женский крик, но крик непокоренный,
За кирпичной и святой стеной.

Как теперь? Мне вздоха не хватает,
Чтоб не только за себя дышать,
Но за тех, кто умер, кто страдает,
Кто уже невидимая рать.

Вы ушли, но вы ушли на небо,
Помолитесь с нами о живых,
Кого здесь поддерживает вера
Что нельзя, склонившись низко, жить.

Жесткий окрик, жесткие приказы,
Убивать и в мае так легко,
В месте, где цветущие каштаны
Романтичны как в немом кино.

«Мама, не хватает только вздоха,
Чтобы полной грудью задышать!».
В чертовом дыму переполоха
Видит Бога ангельская рать…

Я была здесь неделю назад. Удивительное место. Попадая на территорию храма, уютно расположившегося в начале частного сектора за дощатым забором, словно окунаешься в иной мир: неспешный, родной и до боли знакомый каждому.

В прошлом году храм святого князя Александра Невского отметил свой 70тилетний юбилей новыми стенами, обновившимися иконами, золочеными куполами, словно орденами за славное и боевое прошлое. Храм открыли в 1943 году в разгар Великой Отечественной войны. Настоятель храма служил молебны о даровании победы над фашистами, панихиды об убиенных, а прихожане старались оказывать помощь фронту и семьям фронтовиков. Ими было собрано в фонд обороны 38259 рублей. На постройку танковой колонны «Дмитрий Донской» было собрано 25000 рублей, для помощи семьям фронтовиков 15860 рублей, за что настоятель храма и община получили благодарность Верховного Главнокомандующего.

Случилось так, что мне пришлось сопровождать экскурсию, организованную для юных спортсменов. В числе «объектов для посещения» значился и храм св. Александра Невского.  Наконец мне удалось воочию увидеть обновленный храм: большой, светлый, с тонким ароматом дерева, смешавшимся с запахом ладана, и иконами, которые чудесным образом обновились, являя нам видимое подтверждение Божественного присутствия.

Весть о пожаре стала первой утренней субботней новостью, дав старт череде событий, переживаний и потрясений. Телефон выдает из трубки встревоженные голоса, Интернет приносит сообщения и обрывки мизерной информации: сгорел, сгорел полностью, возможно поджог…

Журналисты звонят с просьбой дать комментарий, предположить, рассказать… а в голове одно – сгорел…

Богослужение было впечатляющим: слезы горя по утрате сменялись всеобщей поддержкой. «Всю службу в храме стояла гробовая тишина, и только изредка слышалось безудержное рыдание прихожан, — говорит одна из певчих сгоревшего храма. —  Клиросу тоже было нелегко, каждое песнопение приостанавливалось на время и снова продолжалось: в эти моменты мы горько плакали. Братья и сестры нас понимали, и в эти моменты помогали, подпевали. Служил иерей Василий Диденко, настоятель храма, на ектениях он часто замолкал, еле сдерживая слёзы. После службы была короткая проповедь, батюшка поддерживал всех, а мы понимали, что ему очень тяжело. На целовании Креста он заплакал…».

Версии, мнения, разговоры… А за всем этим видна искренняя поддержка даже малознакомых, но неравнодушных людей, желающих помочь словом, делом, молитвой…Женщина из под Иркутска продала свою усадьбу специально, чтобы помочь восстановить храм. Горе, как это часто бывает, становится поводом для добра.

Среди множества утраченных святынь храма, таких как  икона Казанской Божией Матери, Порт-Артурская икона Божией Матери и икона Оптинских старцев с мощами 12-ти святых, сохранился мощевик с мощами самого святого Александра Невского, как знак того, что пройдет немного времени, и в небе снова засияют золоченые купола и кресты храма, которые, как ордена, напомнят о славной истории побед, которых будет еще много на счету одной из старейших церквей Хабаровска.

Телефон часто садится в неподходящий момент, но в тот день я была этому рада – обилие звонков отвлекало от дел. Когда батарея начала подавать признаки жизни после зарядки, обилие «пропущенных вызовов» меня не особо удивило.

Пара минут, и звонок снова разрезал тишину комнаты: «Здравствуйте. Меня зовут Елена, а ваш телефон мне дал отец Викентий. Я из Охотска. Мы хотели бы принять участие в вашем проекте с детишками с синдромом Дауна…».

Про себя отмечаю, что этот проект открыл какой-то иной мир, заставил посмотреть на многие вещи иначе и, даже, начал давать некоторые плоды, еще полностью не воплотившись в жизнь. Впрочем, это и есть жизнь сама по себе: многогранная, непредсказуемая, удивительная.

В далеком Охотске живет восьмилетняя Виолетта, «солнечный ребенок», согревающий, без преувеличения, этот суровый кусочек нашей страны своим теплом. Маленькая Вета учится в школе, где одноклассники относятся к ней с такой же любовью, как и она к ним. «Когда в морозные охотские зимние дни ребята приходят в класс, Виолетта частенько согревает их замерзшие руки своим дыханием, — делится со мной эмоциями художник Елена Алейникова, руководитель авторской студии и преподаватель в охотской школе. – Это необычайно трогательные вещи, на которые все дети реагируют с благодарностью».

Надо сказать, что Вета любит рисовать и делает она это, как и все остальное, с любовью. Когда рисунок Виолетты нравится ей особенно, она целует кисточки, буквально, таким образом, благодаря их за помощь.

Смотрю на фотографии Ветиных рисунков и понимаю, что талант не знает ограничений, навязанных нам «обществом нормальных». Когда Вета хочет что-то нарисовать, то спрашивает своего собеседника: «Хочешь, я нарисую тебе мир, но он будет другой. Где будут плескаться море, плавать корабли, летать чайки и сиять звезды. Хочешь?».  Разве можно ответить отказом на эту искренность…

Да, возможно мир этих людей немного другой, отличающийся от нашего суетливого, безумного и жестокого мира, где, наряду с нами, живут такие  «солнечные лучики», способные сохранить бескорыстную любовь ко всем и всему, что их окружает.

По словам одной из мам, участников нашего проекта, для нее ее дочь – целый космос. И я понимаю, что это действительно космос или мир, иной мир, где действительно плавают корабли и сияют звезды, где объятья искренны, где поцелуй – действительно выражение любви и привязанности. Их особенный мир, способный изменить твой.

Просматриваю фотографии охотской девочки Виолетты, перепачканной красками и улыбающейся всем такой открытой улыбкой, что не ответить невозможно. И чудится, что я слышу ее голос:  «Хочешь, я нарисую тебе мир, но он будет другой…»