Записки на полях

6 октября 2013 года состоялась поездка приходского Клуба многодетных семей «Ландыши» в «Русскую деревню», культурный центр, расположенный в селе Бычиха Хабаровского района.

Живописное место, находящееся вдали от  городской суеты. С первого шага участники клуба словно бы попали в сказку: пруд, мельница, часовня, деревянная изба, традиционные русские качели, фигурки героев русских сказок – все это спряталось за забором, приоткрываясь только тем,  кто действительно этого хочет.

Здесь нас уже ждут: молодая экскурсовод Екатерина в расписном платке собирает нашу многочисленную компанию, чтобы рассказать об этом удивительном месте. Не только дети, но и взрослые с интересом слушали о русских традициях, заинтригованные возможностью поучаствовать в мастер-классах. Ребята даже смогли посидеть на самом теплом в русской избе месте – на полатях. Матрешки, самовары, деревянная утварь, национальные костюмы, свистульки, фигурки гжель, сундуки с приданным, лапти – чего только нет в деревянной избе-музее.

Под руководством художников дети расписывали деревянные заготовки: зайчиков, медвежат, волчат, улиток – простор для фантазии был неограничен, ведь герои из сказки, а поэтому никого не удивлял сине-зеленый волк или красно-сливовая улитка.

А взрослые тем временем мастерили лошадку с не меньшим интересом, нежели дети раскрашивали зверушек.

Активные игры детворы на свежем воздухе закончились чаепитием за длинным деревянным столом, а улыбки на лицах всех участников клуба означали только одно – поездка удалась на славу.

Зашкаливающие рейтинги, словно сборная России по футболу вышла в финал Чемпионата Мира и ведет в счете. Но, нет, это сериал в  прайм-тайм на одном из главных каналов страны собрал многомиллионную аудиторию… Пристальное внимание к личности Ванги в очередной раз достигло почти апогея.  В основе сериала – жизненная драма  известной болгарской предсказательницы, возведенной чуть ли не в ранг святых. Осталась без матери, жила у соседей, потеряла зрение, обрела «дар»… По часу в день рассказа о жизни Вангелии, – и вся страна вновь впала в тему оккультизма, скупая не только карты Таро или скандинавские руны, но и … иконки, восковые свечи и освященные маслица. Почему? Потому, что в России быстро нашелся «аналог» Ванге – Матрона Московская – параллелей проводилось всегда предостаточно. Ну, до Болгарии доехать нужно, а вот в Москву как-то попроще. И вот, после очередного рассказа на всю страну о чудесах чудных потекла людская река не только к бабушкам-гадалкам, но и к мощам Матроны.  Как выяснилось, какого-то внешнего сходства между Матроной и Вангой оказалось предостаточно, чтобы святость канонизированной угодницы Божией перебросить и на болгарскую «ясновидящую»: обе слепые, обе «что-то предсказывали», к обеим люди толпами шли. Ну, вот вам и образ: а кто и с чьей помощью эти самые «предсказания» делал, это же дело десятое…Позволю себе лишь одно «но» озвучить: верующие за обращениями к Матроне никогда не забывали Бога, ведь мы по немощи перекладываем на святых, имеющих особое дерзновение ко Престолу Божию, труд молитвы, просим их ходатайства пред Господом за нас. Конечно, из-за популярных шоу, передач и прочих медиа-продуктов все чаще рассказывающих о чудесах, люди бегут в храмы, чтобы купить иконку, лепесток, освященный на мощах или дешевую ладанку, отмахиваясь от Исповеди, Причастия, священников, рассказывающих о заповедях, наделяя те самые купленные вещи магической силой, исходящей от них, вроде как, самой по себе.

 В этой сложной ситуации кроется чудовищный обман. Нельзя молча наблюдать за тем, как легко и непринужденно талантливой игрой актера или слезливым словом ведущего в умах тысяч наших соотечественников рисуется положительный образ того, что положительным вовсе не является. Вот и выходит потом, что в очередях к мощам святых нередко слышишь разговоры о порче, карме, о том, с какой ноги подойти и куда именно прикоснуться к раке или иконе, чтобы  исцелиться от того и еще, на всякий случай, вот от этого.

А ведь Матрона Московская не имела ничего общего с заговорами, ворожбой, целительством, экстрасенсорикой, магией и колдовством, в отличие от Ванги. Как говорила сама Матрона: «Люди пойдут ко мне за помощью в своих горестях и с просьбой помолиться о них ко Господу Богу».

Те, кто за чудом, предсказанием, исцелением видят лишь фокус, необычное действие само по себе, те и чудеса святых воспринимают как некую самоцель: получил и, в лучшем случае, сказал спасибо, возвращаясь к обычно-привычной жизни, не желая ничего менять.  А те, кто за чудом разглядели Того, Кто это чудо явил через святых, тот имеет шанс понять, что ничего не бывает без воли Бога и осознает, что нужно менять свою жизнь в соответствии с Законом Божиим, Его заповедями. И те, кто только исполняют волю Божию, не приписывая себе значимости или собственной силы, поступают как апостол Петр, не могший поймать сам ни рыбешки, но  сказавший: «по слову Твоему закину сеть», выуживая полные сети, исполняя Слово Божие…

А, может, все бросить?  В очередной раз сарказм в спину: не по Евангелию, мол, правая рука не должна знать, что делает левая… Чуть напрягаю спину, замедляя ход, слова есть, но вот выпускать их наружу не хочется: так и прохожу мимо, ведя активный, но внутренний диалог. Права ли? Не знаю.

Сажусь за ноутбук, глядя в мерцающий экран монитора: от меня зависит, что за текст появится на белом листе. От меня… Много дано? Много и спросится…

Пролистываю портал: заголовки, фотографии, статьи… Пора бы, пожалуй, добавить что-то новое: жизнь епархии не стоит на месте. Крутанувшись на стуле, цепляю локтем гору ненужного барахла, который я упорно именую «творческим беспорядком», стараясь отвечать на возникающие  сомнения цитатой из Евангелия: …но по слову Твоему закину сеть… (от Луки 5 гл.)… На извечном «вордовском» листе появляется новый заголовок…

15 сентября 2013 года, в осенний день памяти святых благоверных Петра и Февронии Муромских, в поселковом храме на Мысе Лазарева Николаевского района, иеромонах Макарий (Ненашев) совершил Таинство Церковного Брака.

Труднодоступность поселка делает приезд священнослужителя настоящим праздником: верующие спешат исповедаться, причаститься, покрестить детей, обвенчаться. Вот и в этот раз из близлежащего поселка Нигири в лазаревский приход приехала многодетная семья, чтобы покрестить самого младшего ее члена – пятимесячного Сережу.

Нет ничего случайного в этом мире, а потому прихожане обрадовались, а вовсе не удивились, когда отец Макарий объявил о просьбе Евгения обвенчать его с супругой в день покровителей семьи. Нет, не было на этом венчании ни пышного платья, ни многочисленных гостей с букетами цветов и подарками, зато было то, что должно быть в настоящей семье: счастливые  дети (в этой семье их пятеро), мир и взаимопонимание.

У Вероники не оказалось на пальце обручального кольца, стало маловато: во время беременности она, как и положено будущей маме, набрала вес. Пока все мы думали, как выйти из положения, а  отец Макарий тихо пытался смастерить колечко из медной проволоки, в дверях храма появился слегка запыхавшийся «жених», сжимая в кулаке что-то блестящее. Оказалось, что в соседнем магазине он нашел брелок в виде колечка, которое так удачно подошло именно на безымянный палец.

После совершения Таинства за гостеприимным столом, накрытым прихожанами, Вероника рассказывает о рождении Сережи: «Роддом в Николаевске, туда меня доставили вертолетом, обратно тоже, а вот до поселка нужно ехать на машине. Зима, дорогу перемело, пришлось ехать на буране по льду залива. Замотали меня и Сережу, едем, останавливаемся, проверяю: пищит, значит все в порядке, продолжаем путь».  На наши удивленные взгляды Вероника отвечает: «А что, тут все так живут!».

Провожая взглядом дружную семью, каким-то чудом усаживающуюся в небольшую машинку, чтобы ехать домой по дороге, сроду не знавшей, что такое асфальт, я соглашаюсь с отцом Макарием, который сказал не то мне, не то себе: «Вот они точно спасутся».     

В моем детстве в нашем городе была очень популярна песня про Хабаровск: «Вдоль Амура белым парусом высятся дома Хабаровска. А увидишь город издали — словно не дома, а корабли». Сегодня паводок вносит свои коррективы, и многие дома действительно больше напоминают корабли, стоящие в воде.

 Остров Большой Уссурийский – один из наиболее пострадавших от наводнения районов в Хабаровском крае. В поселке не осталось ни одного дома, который бы не был затоплен, но, не смотря на это, около ста жителей отказываются покидать свои жилища. Добраться туда можно, к примеру, на лодке: такая возможность буквально призрачно забрезжила накануне. Поздний звонок заставил меня испытать всю гамму чувств: от полного  разочарования до тревожно-радостного ожидания. Да, группа от Хабаровской епархии, во главе с протоиереем Олегом Хуторским едет, чтобы доставить некоторый груз пострадавшим, а также с целью составить списки тех, кто нуждается в конкретной помощи: у многих не осталось буквально ничего, кроме тапочек и пары-тройки вещей. «Поедете, если найдете (я затаила дыхание, в надежде услышать про резиновые сапоги и спасательный жилет, мысленно отыскивая их возможное местонахождение) резиновые полукомбинезоны, без них там делать нечего», — отчеканил отец Олег.

Надежда слегка захромала, борясь с разумом: на часах полдесятого вечера, а поездка намечена на утро. Теоритически, ночь на поиски, а практически – прощай возможность попасть к людям, которым сейчас очень непросто. Кладу трубку и почти безнадежно набираю коллегу… Через полтора часа мы с ней стали временными обладателями доселе не виданной нами одежды – двух комплектов мужских резиновых комбинезонов цвета хаки.

 Утром, выгрузив коробки с вещами первой необходимости для жителей поселка, мы принялись ждать катера, которые должны были доставить нас на остров. Обстоятельства, скорректировавшие вид нашего водного транспорта, «прислали» нам джонку. Мотор, почему-то напомнивший мне какие-то части швейной машинки Зингер 30х годов, истошно тарахтел, но дело свое сделал: через 20 минут мы уже вплывали в поселок. Именно вплывали – улицы ушли под воду.

Здание школы, где сейчас располагается штаб спасателей, ничем не выдает близость Дня знаний: все ученики вывезены с острова уже давно. На крыше походная печь – эдакая полевая кухня, только поля давно затоплены. «Это наш школьный повар»,  — говорит сопровождающая  нас завхоз той же школы, указывая на женщину у печи…

Распределяем и формируем комплекты с вещами, подплывая к тем домам, где на верхних этажах до сих пор живут люди, благо директор и завхоз школы – на мой взгляд, просто героические женщины, которых мы изначально даже приняли за членов команды спасателей – помогали нам с этим непростым делом.

«Дядя Витя, выгляни в окно! – кричит наша провожатая. – Тут вещи привезли». Вместо окна, дядя Витя  появляется на пороге затопленной двухэтажки. Вид совершенно потерянный, на вопрос о том, что ему нужно, обреченно машет руками: «Ничего!». «Как же, ничего?» — растерянно переглядываемся мы между собой. «Он в шоке, — говорит наша «местная спутница». – Мы у жены узнаем».

Смотрю в спину удаляющемуся дяде Вите, продолжающему говорить про «не надо» и бредущему по грудь в желтой воде, отнявшей у него многолетний уклад жизни, вместе с вещами и душевным спокойствием. Внутренне, каждый из нас принял решение – говорить, говорить с этими людьми обо всем, что их волнует.

Женщина в окне второго этажа также упирается: «Ничего не хочу. Еда в горло не лезет». Вслед за отцом Олегом, отважно шагнувшим в воду из лодки, мы тоже скользим в неизвестность: нужно пробраться в подъезд и поговорить. Вода сразу сжала плотным холодным кольцом, заставляя чувствовать себя ничтожной пробкой в бескрайнем море. Десять минут, и список готов: лекарства, одежда, обувь… Впереди еще порядка 30 домов.

На затопленном сарае лежат две кошки. «Женя, они живы? – обращается наша спутница к спасателю МЧС, управляющему нашей лодкой. – Надо приехать сюда их покормить!». Как выяснилось немного позже, у Александры – нашей провожатой – у самой утонуло все.  Два зайца, десяток собак, кошки – нет, спасение животных, наверно, не входит в обязанности спасателей, но как же иначе, они делают это, даже не задумываясь.

Николай, Ирина, Юлия… имена, судьбы, люди… В окне второго этажа баба Алла: «Читаю «Архипелаг ГУЛАГ».  Почти так же, как в тюрьме!».

Подъезжаем к «базе» — зданию школы: нужно ехать в обратный путь, чтобы скорее по спискам «отрабатывать заказы». Обратно, под дождем, нас везет спасатель – молодой парень из МЧС, служащий в Новосибирске. На быстрой моторке мы стремительно отдаляемся от Большого Уссурийского острова, приближаясь к Хабаровску. «Держитесь!» — машет он нам на прощание. «Пусть ваша командировка тут скорее заканчивается!» — машем мы ему в ответ. В этот день Амур прибавил еще 15 сантиметров за сутки…

Да, прав был классик, говоря, что ко всему привыкает человек, вот только негативно окрашенное слово из этой крылатой фразы тут вовсе упоминать не хочется. Уже третью неделю на Дальнем Востоке продолжается паводок, который называют по-разному: небывалым, побившим исторический максимум, разрушительным. Жизнь потекла не согласно привычному течению, а исключительно в русле Амура, который с высоты птичьего полета уже напоминает не реку, а море, как сообщили нам прибывшие из Москвы гости, наблюдавшие все воочию с борта самолета.

Словосочетание «эвакуационные пункты» перестало резать слух, по городу и краю их готовят в большом количестве. На днях один из таких пунктов временного пребывания пострадавших посетил митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий, отметив, что настроение пострадавших подавленное, у некоторых налицо ожесточение и страх. В связи с этим владыка принял решение о необходимости создания группы священнослужителей из всех храмов Хабаровска, которые будут беседовать с людьми, пребывающими в этих пунктах.

«Ладно, вещи, мебель – все это дело наживное. Но дом! Скоро холода, боюсь, что он даст трещину!» — не сдерживает слез на последней фразе жительница одного из пострадавших поселков. Эмоции трудно сдержать не только тем, чье имущество пострадало, но даже суровым, видавшим виды спасателям, чье главное «оружие» — это спокойствие и хладнокровие. Подполковник Владимир Богомолов, возглавляющий группу спасателей на острове Большой Уссурийский, не сдерживает волнения: «Сложно смотреть, как люди потеряли в одночасье то, что наживалась годами, десятилетиями».

Более ста человек отказываются покидать затопленные по крышу дома: ютятся на чердаке и ждут, когда большая вода покинет их остров. Один из жителей, пожилой мужчина, даже держит Успенский пост, говоря, что от этого и силен духом, просит не волноваться. Но спасатели все равно, стараясь не тревожить, частенько проплывают мимо его жилища – мало ли что. Над одним из домов взвился в небо российский триколор – если учесть, что остров – территория пограничная, то это своего рода знак: решимость жителей не отдавать ни пяди русской земли, даже на откуп стихии.

Кстати, вода заливает все: пагоды, солнечные столбы язычников, а часовня святого мученика воина Виктора Дамасского стоит, как духовный форпост, вселяющий надежду на благополучный итог. В городе четвертые сутки нет дождя, люди в ожидании того самого пика паводка. Один из символов города – Хабаровский Утес спасают от затопления баржами, словно герои, отдавшие жизнь за спасение кого-то другого, огромные исполины послушно дали себя затопить, преграждая мощными корпусами сильные удары волн, грозивших размыть крутой берег. Величественная картина бессловесной жертвы…

Помощь идет с разных концов России и других стран. Вот Патриарх Московский и всея Руси Кирилл объявил об общецерковном сборе средств, вот портал «Предание» оповестил правящего архиерея о собранной сумме, вот православная молодежь Москвы поведала о начале акций в крупных универмагах столицы по сбору школьных принадлежностей для ребят нашего края.

Сами хабаровчане не остаются в стороне: работают волонтерами, несут вещи, делятся не от избытка, но из чувства сострадания к тем, кому сейчас хуже. Епархиальный сектор поддержки семьи, материнства и детства выступил одним из организаторов необычной ярмарки, в которой приняли активное участие участники клуба многодетных семей Градо-Хабаровского собора Успения Божией Матери, семейный клуб выходного дня «Вера, Надежда, Любовь».

Многодетные семьи, и семьи, находящиеся сами в сложных жизненных условиях, все деньги, которые были собраны на ярмарке, передали для покупки средств личной гигиены для пострадавших от паводка. «А как же иначе, — говорит одна из многодетных мам. – Мы не понаслышке знаем, что такое трудности». Невольно вспоминаю лепту вдовы…

А сегодня уровень Амура составил 756 сантиметров, небольшое трехдневное замедление сдало позиции. А в памяти житель поселка острова Большой Уссурийский, стоящий на крыше затопленного дома: «Ничего, и не такое проходил: и живой!».

      Кажется, что все мы немного перенеслись в особую реальность: напряженно призываем к тишине, когда по тв или радио говорят о сантиметрах уровня воды или вероятности осадков, — все это имеет огромное значение для каждого жителя нашего города, края, региона… Дальний Восток оказался в зоне затопления. К сожалению, картинками катастроф, природных катаклизмов, аварий, стихийных бедствий сейчас никого не удивишь, даже не напугаешь, — настолько СМИ приучили нас к этому, снабжая подобные кадры соответствующей музыкой, выразительными картинами: словно трейлеры к новому фильму со спецэффектами, — все это в определенном смысле обесценивает отношение к чужому горю. А когда кадры из телевизора становятся собственной реальностью? …

Несмотря на то, что Хабаровск пострадал менее других населенных пунктов края, город сменил облик: мешки с песком, большегрузы со сланцем, насосы, помпы, пожарные машины в большом количестве, откачивающие воду из мест затопления. Каждый делает, что может, поступает так, как подсказывает долг, совесть… Десятки волонтеров вышли на помощь властям: работы хватает всем. Среди нас ходят робкие сравнения с военными действиями, помните, как в войну: кто петлички и вещмешки для солдатов шил, кто на трудовом фронте, кто винтовку брал в руки. Верующие же в первую очередь объединились в молитве, подкрепив ее и физическим трудом.

Августовский день второй половины месяца начался со ставшей привычной уже сводки новостей: уровень воды, упрямые сантиметры, прогноз погоды… Допиваю заваренную мяту из высокого стакана, поглядывая на экран плазменной панели (стала смотреть тв, надо же!): через пару минут выхожу, чтобы присоединиться к соборной молитве – в кафедральном соборе служится молебен о прекращении дождя и установлении хорошей погоды, который возглавит митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий в сослужении настоятелей и клириков городских храмов. На улицах только и разговоров, что о «потопе»: чьи-то дачи, чьи-то дома, чьи-то родственники.

«Сегодня дождя нет, — проносится в голове. – Господи, хоть бы погода установилась!». Вслушиваюсь в слова молитвы, звучащие под сводами кафедрального, опускаясь со всеми на колени.

Сбор около Успенского собора: непривычно видеть священнослужителей «в штатском», но для того, чтобы сооружать дамбы нужно примерить «рабочую форму».  Мимоходом отмечаю реакцию горожан, узнающих в числе  «рабочих» митрополита…

Итак, инвентарь выдан, фронт работы оговорен – все приступили к выполнению задания. Песок, лопаты, мешки… Через два часа ловлю себя на мысли, что выполняю работу почти механически. «Перерыв, и все в тень!» — командует отец Владимир. Окидываю взглядом набережную: излюбленное место горожан сейчас похоже на стройку — горы песка, спецтехника, даже расписной паровозик, что катает детишек и взрослых в «обычные, не чрезвычайные дни» сейчас приспособлен под перевозку мешков с песком. Бок о бок трудятся люди разных возрастов, профессий, даже физических возможностей – крепкие военнослужащие и парнишка с искалеченной рукой, спортивного вида парни и мы, девушки, а также священники, студенты, женщины, дети…

Позже, сидя за ноутбуком (работу ведь никто не отменял), слышу сирену спецмашин, а также грохот со стороны строящихся дамб, переживая за ситуацию и запивая ее ромашковым чаем. На предложение коллеги поехать в подтопленный район города отозвалась сразу: нет, не обывательское любопытство, но желание увидеть, поговорить, поддержать: как оказалось – это было нужно и нам, и людям.

Бросаем машину у кромки воды, еще и регистратор нарочито-наплевательским тоном сообщил нам, что мы «прибыли по назначению». Впрочем, про «назначение» мы и так поняли: вместо улицы — озеро, из которого пожарными машинами откачивают мутную жидкость. По пояс в воде  носятся на великах мальчишки – детство даже в войну детство, не говоря о таком «веселом приключении лета, как потоп».

За этим «озером» – дома, люди: как-то само собой родилось решение идти, как говорится, «вплавь», чем немало удивили мчсников и водителей, которые на своих машинах опасались ехать по этому затоплению. Разуваюсь, ощущая под ногами то бордюр, то клумбу перед домом, то тротуарную плитку: вода доходит до средины бедра…

«А там пес Рыжик плавает на лодочной станции, не хочет уходить, все лодки охраняет», — рассказывает белобрысый мальчишка на велосипеде.

Идем вдоль улицы, затопленных домов, у одного которых стоят  пожилые мужчины: «А вы к нам зайдите, вот уж как вышло, все в воде…».

Переступаем то, что когда-то было порогом: из-за воды ни его, ни дорожки не видно. Все, что годами создавалось руками хозяев, было уничтожено за пару дней: вода затопила огород, подвал дома, летнюю кухню, подбирается к курятнику.

Пожилая пара: ей 72, ему 76, всю жизнь прожили на этой земле: «А как уходить? Куда? Тяжело это для нас…».

«А вот тут вода еще не дошла, — ведет нас в конец огорода хозяин.  – Яблочки уцелели, угощайтесь». Откусываю бело-розовое яблоко: «Как в детстве…».

«Я вам еще арбуз дам с собой, с грядки, сами вырастили», — торопится хозяйка. «Да, не нужно, что вы? Зачем?» — растерянно переглядываемся мы с коллегой. «Слушайте бабушку, девочки, — говорит нам хозяйка. – Мне это в радость».

Понимаем, что спорить нет смысла, только мысль о том, что люди, потерявшие многое, еще и готовы с тобой делиться, и радует и заставляет ощущать тот самый комок в горле.

Приехавший поддержать родителей сын, вызвался помочь донести немаленький арбуз. Проходя по полузатопленной улице мы замечаем пожилого мужчину, уныло сидящего на бетонной плите. «Дядя Коля, не грусти! Что такое? Пошли-ка к нам: поедим, а потом в шахматы с тобой сыграем!», — обращается к нему наш провожатый.  Трогательный момент, отображающий настроение этого дня… одного дня из жизни города в режиме ЧС.

Утро субботы означало сборы и отъезд: до последнего медлила собрать чемоданы, за неделю даже эта комната в общежитии стала родной. В лагере все чаще, несмотря на занятость, вызванную сборами, подходили ребята и говорили, что им жаль расставаться, говорили слова благодарности, а некоторые просто – сидели рядом.

«Прощальный обед» на траве показался уже королевским, когда еще я поем из армейского котелка (спасибо отцу Сергию) с видом на Татарский пролив? Может, никогда…

Острокрылые чайки изредка пролетают над соленой водой, в которой отражается какое-то особенное сахалинское солнце. Вспоминая Дюймовочку перед свадьбой с кротом, хочется воскликнуть: «Прощай, солнце…».

Из раздумья выводит звонкий голос: «А вы приедете к нам еще раз преподавать?». «Еще раз? Не знаю… Если будет возможность… Мне бы хотелось…».

Кручу в руках небольшой фонарик – подарок от мальчишки из коррекционной школы, который, вручая его мне, сказал: «Бери, это тебе. Мне совсем не жалко тебе его дарить». Смотрю вслед уазику цвета хаки, увозящему этих ребят обратно: кто-то выпускается из коррекционной школы и будет жить в доме инвалидов, кто-то еще доучивается. Какая сложная судьба у этих детей… А в моей ладони лежит небольшой фонарик, а в ушах голос: «Мне совсем не жалко тебе его дарить»…

 На ветру тревожно шумят и плещутся флаги под звуки молотков, с помощью которых разбирают образовательные палатки, ребята собирают сумки, кто-то обнимается и плачет среди груды рюкзаков и сумок. Вот уж действительно, целая жизнь, с которой не хочется расставаться. Главное помнить, что любое завершение – это начало чего-то нового.

А в голове слова таксиста, который все время возил нас из города в лагерь: «Ну, что, хабаровчанка,  не влюбилась в Сахалин еще?». И я, смеясь, неизменно отвечала: «Влюбилась, не сомневайтесь».

Прощальный взгляд из окна машины, откидываюсь на пассажирском кресле, прокручивая  картинки как в калейдоскопе: памятник Чехову в Александровск-Сахалинском («Он что, из пластилина?»), неудавшийся поход на озеро («Эх, надо было через кладбище идти!»), купание в прохладном море («Ольга Владимировна, как же так, быть – и не искупаться? Пойдемте!»), букет оранжевых диких лилий («Юлия Сергеевна, это вам!»), кружка с клубникой, просунутая под полог палатки, когда я лежала с температурой («Не болей!»), мытье котелка в небольшой речушке («Ты что, помыла котелок?»… «Ну, да… отец Сергий!! А что такого? Я не только писать могу!»), колка дров («Ты, главное, пальцы не отбей»), стендапы в походе («Юля, давай перепишем этот стендап!»… «Сергей, что не так?»… «Скажем прямо: ты залажала его!»).

Вокзал, станция Тымовское, извечные два чемодана, ноутбук и фотокамера – пора в вагон. Стук колес, слившийся со стуком сердца и клавиш ноутбука: нужно выдать новость о закрытии лагеря. Вокзал «Южного», такси, номер гостиницы: «У вас есть Интернет в номерах?». (Я неисправима!).  Регистрация в аэропорту, спешу в красный сатовский самолет, на секунду оглядываясь назад и вспоминая: «Юлия Сергеевна, вы еще вернетесь?»…

Подтягиваю лямку сумки с ноутом, поднимаюсь по трапу: все может быть, все очень может быть…

Не знаю почему, но просыпалась я каждый день ровно в пять утра. За окном в это время было уже светло, а стрижи, в изобилии стаями носившиеся у наших подоконников, явно пытались переорать воронов, что оснащало мой «орнитологический природный будильник» эдакой полифонией, от которой даже подушка на голову не спасала.

На сегодня было запланировано несколько важных мероприятий: итоговые занятия по журналистике, поездка к ребятам из социально-реабилитационного центра, а также заключительный концерт в лагере с праздничным фейерверком.

Надо сказать, что я немного переживала, смогли ли мои ребята (позволю себе их так называть), выбрав тему вредных привычек, договориться, распределить роли, уловить смысл задания. Но мое легкое волнение быстро рассеялось при начале защиты проекта: я поняла, что при определенной редакторской правке буклет должен быть издан. Хороший итог нашей совместной работы, ведь перед этим мы рассмотрели несколько вариантов буклетов, привезенных мною в моем объемном чемодане (и как только у Мери Поппинс все в ковровой сумке умещалось – не знаю. Видимо, на то она и совершенство), разобрали стратегию и план их написания, обсудили идеи. Самое важное при всем при этом, что теория реально воплотилась на практике.

Далее последовала игра пресс-конференция, в которой тему я, как и с буклетом, отдала на откуп ребятам. Надо сказать, что они, в очередной раз поразив меня своей серьезностью, избрали тему смертной казни: за или против.  Не стану расписывать накал страстей, но одно знаю точно: «батл» удался. Нет, это не мое «противное хотение» столкнуть их лбами двигало мной при выборе этой ролевой игры, а только желание научить аргументировать, отстаивать свою позицию, слышать мнение оппонента, не попадаться на уловки, не давать загонять себя в угол, лавировать среди «запрещённых в споре приемов». Пусть не всегда осознанно, иногда интуитивно, иногда с моей скромной помощью, но они этого добивались в той или иной мере.

После окончания занятий ребята разошлись, а меня ощутимо кольнула мысль: как жалко с ними расставаться. Но, опустим лирику, многие из них пишут мне до сих пор…

Далее последовала поездка в социально-реабилитационный центр «Добродея» города Александровск-Сахалинский. Каждый год активисты Братства Александра Невского привозят детям, находящимся в Центре, не только подарки, собранные прихожанами Южно-Сахалинска, но и концертную программу. Вот и на этот раз хорошее настроение детям, которые за свою короткую жизнь уже повидали много горя, подарили веселые морячки, заставив ребят и подумать, разгадывая загадки, и подвигаться в небольшой эстафете, а, главное, много улыбаться и смеяться.

Делая кадры и выискивая удачный ракурс, я чувствовала, как фотоаппарат в руках становится неимоверно тяжелым, а мне все чаще хочется присесть, как выяснилось немного позднее, у меня подскочила температура. Приехав в лагерь, прикупив по дороге всяческих порошков и таблеток, я запила парацетамол «Терафлю» и вырубилась на полчаса в любезно предоставленной мне палатке.

Отлежавшись немного и высунув нос на улицу, я потихоньку включилась в процесс приготовления к концерту, к примеру, слушала произведения, написанные самими ребятами, которые они хотели прочесть на заключительном вечере.

Меня приятно удивил тот факт, с каким энтузиазмом ребята восприняли идею концерта – большое количество номеров выявило огромное количество талантов.

Оставался только субботний день сборов…

Утро началось с Литургии в Покровском храме города Александровск-Сахалинский, которую возглавил епископ Южно-Сахалинский и Курильский Тихон. Для прихода, равно, как и для города, это было значимое событие – причастниками стало порядка 70 человек.

После Литургии был запланирован двенадцатикилометровый поход по берегу Татарского пролива мимо мыса Жонкьер, на котором находится маяк, действующий и доныне и описанный знаменитым русским классиком А.П. Чеховым в его книге «Остров Сахалин».

Мне посчастливилось идти на некотором расстоянии от основной группы, т е  «замыкающим» с отцом Сергием и Ольгой Владимировной, что, конечно, имело свои преимущества: к примеру, мы распевали украинские песни, не боясь, что нас услышат. Исключение составляли нерпы и бакланы, которые с интересом поглядывали на нас, издающих такие занятные звуки, — но на то они и живность, чтобы слушать, но претензии не высказывать. Впрочем, казалось, что все довольны. Также нам удалось сделать фотографии в самых живописных местах.

А еще мне, как редактору Интернет-ресурса выпала возможность предстать в ином амплуа  —    поучаствовать в съемочном процессе или – постендапить. Работа в кадре — ключевая особенность телевидения, а я, как говорится, персонаж закадровый. Ну, интервью отписать – это еще нормально: стой себе возле камеры, хоть босой, хоть в шубе – главное вопросы задавать грамотно, быстро ориентироваться и направлять интервьюируемого (слово-то какое вспомнила!) в нужное тебе русло. Иное дело – стендап! Английский глагол «stand up» означает буквально «вставать после того, как вы сидели». Появление журналиста в кадре с каким-либо сообщением, обращенным непо­­средственно к зрителям, на нашем журналистском жаргоне называется stand up — стендап. То есть ты встаешь в кадр перед зрителями, чтобы сообщить им нечто важное, чего нельзя было сделать за кадром – показать, подвигаться, перенаправить и акцентировать внимание. Вот и мне пришлось вообразить себя эдаким гидом, чтобы рассказать о местах, через которые проложен маршрут нашего похода. Все бы ничего, да я сама в этих местах первый раз, хорошо, что вездесущий Гугл, сопряженный с планшетом отца Виктора выдал достаточно информации. Через пять минут я знала поучительную историю возникновения названия мыса:

… Когда Лаперуз проплывал мимо черного мыса (где позже светил кораблям маяк «Жонкьер»), он воскликнул, обращаясь к спутнику:
— Мичман де ла Жонкьер, вот мыс вашего имени …

После мы еще долго разыгрывали эту сценку по ролям, придумывая новые концовки и выдвигая смешные версии.  А еще я без труда называла года строительства каторжниками тоннеля, выведшего нас прямо к маяку, а так же указывала на визитную карточку Александровск-Сахалинска – скалы Три брата.  Несмотря на солнце, дул сильный ветер, который, с одной стороны, облегчал поход при жаркой погоде, а с другой стороны – раздувал и без того походные прически. Поэтому я мысленно, да и устно, поблагодарила Ольгу Владимировну за пару косичек на моей голове, которые, конечно, придавали моему облику детскости, но зато не давали волосам разлетаться во все стороны.

Поход подходил к концу, а именно к кухне нашего лагеря: за несколько часов и много километров пути все проголодались, а посему картошка с хлебом казалась неземной едой.

К вечеру мы уже изрядно устали, а потому ждали приезда такси и грезили возможностью посетить душ и лечь в кровать. Стоя возле дороги, мы увидели огоньки от фар, которые очень быстро, подпрыгивая на ухабах, приближались к нам в облачке пыли. Из лихо подрулившей иномарки под громогласный шансон выскочил молоденький таксист, пытаясь широким шагом добежать до багажника, чтобы мы сгрузили туда свои сумки. Бравый вид таксиста омрачил занятный эпизод: парнишка забыл поставить авто на ручник, и оно покатилось  в направлении моря…

Поездка удалась до момента, пока не настала пора открывать дверь номера: обнаружилось, что ключа нет. Беготня по дежурным результата не дала – ключ был один. Сперва, решили переночевать в номере у оператора Сергея – там было две комнаты и достаточно кроватей на нас всех.  И вот наш «веселый табор» (медведей, которыми нас пугали местные жители, тут явно не хватало) уже навел свой порядок (читай=беспорядок) в номере Сергея, предвкушая падение на кровати и сон, однако я всех озадачила новостью: я ношу линзы, и на ночь мне нужно их вытащить, а все принадлежности в нашем закрытом номере. Стали звонить в лагерь в надежде, что ключ отыщется там: чудо произошло. Втроем: я, Сергей и Ольга Владимировна кубарем скатываемся по лестнице на улицу, не в силах ожидать машину в номере. И вот, аки три девицы (простите, Сергей) под окном ожидаем вожделенный ключ, вздрагивая от каждого шороха – не наши ли едут. Когда ко крыльцу нашего (точнее педколледжа) общежития подкатил синий грузовичок, мы, стараясь не смотреть в добродушные лица отца Виктора и Андрея Анатольевича, естественно донельзя обрадованных их ночным вояжем по убитым дорогам, практически выхватили ключ (не зря на море за чайками наблюдали) и рысью помчались в номер. Никогда еще кровать в общаговском номере не казалась мне такой родной. Четвертый день заканчивался…