Переводы на языки аборигенов Приамурья (в электронном виде)

I. Священное Писание

— дореволюционные переводы: 

1. Евангелие от Матфея на гольдском (нанайском) языке (перевод священника Прокопия Протодиаконова). Изд. Православного миссионерского общества, Казань, 1884.

2.  Евангелие от Матфея на тунгусском языке (имеется в виду ламутский (эвенский) язык, на который, по благословению свт. Иннокентия (Вениаминова), перевёл Евангелие от Матфея священник Стефан Попов, при содействии станичного старшины Гавриила Шелудякова, в 1854 г.). Изд.  Православного миссионерского общества, Казань, 1880-1881.

— новые переводы:

3.1. Евангелие от Луки на нанайском языке (перевод А.В. Столярова под редакцией А.С. Киле). М., Институт перевода Библии, 2002.

3.2. Евангелие от Луки на нанайском языке с параллельным русским Синодальным переводом. М., ИПБ, 2012. (также — здесь).

4. Евангелие от Луки на эвенском языке.   М., Институт перевода Библии, 2001.

5. Евангелие от Луки на эвенкийском языке (перевод Н.Я. Булатовой). М., Институт перевода Библии, 2001.

6. Евангелие от Луки на нивхском языке. М., Институт перевода Библии, 2000.

 

II. Вероучительная литература, учебные пособия и словари:

— на нанайском языке:

1.  Гольдская азбука для обучения гольдских и гилякских детей: По слуховому способу / Сост. миссионер свящ. Прокопий Протодиаконов. — Казань: Православ. миссионер. о-во: 1884. (В приложении — молитвы на нанайском языке)

2.  Краткий катехизис; Слова Иисуса Христа; Евангелие в первый день пасхи и пасхальные ирмосы / На гольдском (нанайском) языке. Пер. миссионер свящ. Прокопий Протодиаконов. — Казань: Православ. миссионер. о-во: 1885.

3. Огласительное поучение готовящимся ко святому крещению язычникам Высокопреосвященнейшего Вениамина, архиепископа Иркутского: На гольдском языке / Перевод на нанайский язык священника Прокопия Протодиаконова. — Казань: Православ. миссионер. о-во: 1889.

— на орочёнском (орочонском) языке:

4. Краткий русско-ороченский словарь с грамматической заметкой: Наречие бассейна р. Тумнин, впадающей в Татарский пролив, севернее Императорской гавани / Сост. Сергей Леонтович. — Владивосток: Тип. Н. В. Ремезова: 1896.

 

 

«Новая газета»: МУЗЫКАНТ ЧУМА

Владимир ШАХРИН, специально для «Новой»: Кола Бельды устраивал шоу, даже если в зале было десять человек

Прокручивая в голове огромное количество старых обложек, персонажи с которых были моими кумирами, вспоминаю одну историю, запомнившуюся мне на всю жизнь. Она связана с достаточно известным артистом 70-х годов. Имя ему — Кола Бельды. Помните? «Увезу тебя я в тундру, увезу тебя одну», — вот это его песня, а еще — «Чукча в чуме».

Группа «Чайф» только появилась на свет. Мы были еще очень молодыми, непримиримыми и бесшабашными панкующими личностями, облаченными в невообразимую по тем временам одежду. Она нигде не продавалась — все приходилось изобретать самим. У меня, например, была старая дедушкина шинель, здоровенные строительные ботинки с внушительными металлическими носками, естественно — какие-то браслеты и ремни.

В таком устрашающем для среднестатистического обывателя того времени виде мы в очередной раз распивали где-то дешевые напитки. Вдруг один из нас увидел афишу, гласящую, что сегодня в филармонии состоится концерт Кола Бельды. Нам почему-то стало очень весело при мысли о том, что мы — в заклепках, ремнях, драных джинсах и чудовищных ботинках — припремся на этот эстрадный концерт, думали: «Это будет так круто, это будет такой вызов обществу!». И мы в количестве шести человек отправились на этот концерт. Покупаем билеты — в кассе нам не говорят ни слова. Заходим внутрь и видим абсолютно пустое фойе. Проходим в зрительный зал, садимся и понимаем: кроме нас здесь присутствуют всего 3—4 человека, и эти люди, судя по всему, — работники филармонии. Это странное ощущение: ты пришел бросить вызов обществу, а общества-то и нет, вызов бросать некому.

Раздается третий звонок, и мы понимаем — Кола Бельды все-таки будет работать. Гаснет свет, и на сцене начинается действо. Первое отделение концерта северного исполнителя смешных «чукчанских» песен. На сцену выходят музыканты с инструментами, которые собираются играть живым звуком, — длинноволосые двухметровые мужики в шкурах и мехах, с фантастическим по тем временам светом, с какими-то этническими бревнами на цепях. И они начинают играть достаточно сложную этническую музыку на джазовой основе. Мы вдруг понимаем, что они мегакруты. Ближе ко второму-третьему номеру на сцене появился сам Кола Бельды и начал петь северные песни шаманского характера. От этого просто вдавливало в кресла. Мы получали колоссальное удовольствие, которое вскоре начали бурно выражать — свистеть, улюлюкать, хлопать. Мы попали поистине на роскошный концерт.

Когда закончилось первое отделение и зажегся свет, Кола Бельды неожиданно заявил: «Нас же немного… Вы не очень устали? Я не хочу уходить на перерыв. Может быть, сразу перейдем ко второму отделению?», на что мы без промедления ответили: «Да! Конечно!». Кола продолжил: «Вы знаете, сегодня здесь собралась замечательная, понимающая публика. Редко бывает, когда люди так хорошо воспринимают музыку. Теперь я буду петь для вас сколько хотите и что угодно!». Мы начали выкрикивать песни из его репертуара, которые знали, и он исполнял их.

В промежутках между песнями он стал рассказывать анекдоты про чукчей. Он разошелся, увидев, как мы реагируем на все его фразы и реплики. Кстати, заметил, что сам он не чукча, и назвал какую-то другую северную национальность. Там же до фига народов. Только нам кажется, что на Севере живут одни чукчи, нанайцы и ненцы. Он с удовольствием травил свои анекдоты и громко хохотал.

А еще рассказал прекрасную историю. Мы спросили Кола: «Откуда меха?». И он ответил: «Да разве это меха! Это всего лишь остатки». Оказалось, что Бельды только вернулся из Парижа. Концерт проходил в зале «Олимпия» — в самом знаменитом в те годы зале Европы. «Мы отыграли программу, — начал он, — и женщины-парижанки пришли в такой восторг, что, когда я спускался вниз с микрофоном, кричали: «Кола! Кола!». Они отрывали у меня меха, дергали за щечки». Не знаю, врал он или говорил правду, но он с таким упоением рассказывал про все это — и про меха, и про парижанок.

В самом конце мы, шесть панков-неформалов, стоя устроили Бельды овацию. Стояли дураки-дураками, в этих ремнях, ботинках, заклепках и аплодировали артисту. С тех пор это лицо с обложки стало для меня очень важным. Больше я ни разу не был на его концертах. Но когда образовался Свердловский рок-клуб и все указывали в графе «любимый исполнитель» — Deep Purple, Led Zeppelin, мы все дружно написали — Кола Бельды. Люди воспринимали это как некую экстравагантность: известные шутники — группа «Чайф». Это так. Но в том, что мы написали, была доля истины. Конечно, для меня, 25-летнего юноши, который слушал и играл рок-музыку, Кола был очень легкой эстрадой. И мы пошли туда, потому что это было совсем не наше. Ворвавшись чужеродным телом в этот зал, мы шли на стопроцентную провокацию. Но Кола Бельды сделал нас — настоящий артист. Он преподал нам хороший урок, я многое понял.

Понял, что нельзя судить об артисте, зная только одну-две песни. Условно говоря, как можно оценивать творчество группы «Чайф», если вы слышали только «Аргентину-Ямайку» или «Не спеши»? Никак. Понял, что если ты артист и выходишь на сцену, неважно, сколько людей в зале. Ты должен делать шоу и делать его на уровне. А еще — оставаться самим собой всегда гораздо вернее, чем надевать какую-то маску и строить из себя то, чего ты на самом деле не представляешь. Кола Бельды на том концерте был самим собой и повел себя как личность. Эта история запомнилась мне и стала вехой. Я привожу ее в пример себе и молодым музыкантам.

Подготовила Наталья МАЛАХОВА, Новая газета, №16 от 15.06.2006 г.

http://www.youtube.com/watch?v=rUzddcqXmlA

Эпидемия

С пятницы по воскресенье собираюсь ехать в древний нанайский посёлок Сикачи Алян (см. здесь). Созвонился с тамошней администрацией, и глава поселения сообщила о такой проблеме: у них сейчас фактически эпидемия туберкулёза (люди, вернувшиеся из заключения, принесли его в посёлок; убедить их родственников и друзей не общаться  с ними оказалось невозможно; понудить поехать в город к врачам — тоже; ещё и питание в посёлке очень плохое (из-за отсутствия работы и зарплаты), а от этого — авитаминоз и плохой иммунитет;… и т.д.). В общем, она попросила меня посодействовать тому, чтобы в Сикачи Алян приехала флюор-машина.Я по своим каналам и через социальный отдел нашей епрахии выяснил следующее: в Хабаровске флюор-машины сейчас нет, её недавно списали. А поблизости от города только одна-единственная флюор-машина — в посёлке Некрасовка. Но на ней установлена новая цифровая аппаратура, а лаборантов, умеющих с таковой обращаться, там нет. Короче, она простаивает. При этом лаборанты, умеющие работать с цифровой аппаратурой, есть, например, в хабаровской поликлинике «Вивея», и в большом количестве. И один из них легко мог бы на день съездить в посёлок. Но… для этого нужно, чтобы от местного министра здравоохранения поступили особые распоряжения и в Некрасовку (где есть флюор-машина, но нет лаборанта), и в «Вивею» (где есть лаборанты, но нет флюор-машины).  В принципе, как сказали осведомленные люди, достаточно всего пары звонков из министерства, чтобы проблема была решена.Руководитель социального отдела попытался помочь мне в этом вопросе, но, видимо, его связей и влияния для этого оказалось не вполне достаточно. В одной из близких к министру инстанций ему обещали всё выяснить и перезвонить, но так пока и не перезвонили.Попробую попросить нашего митрополита напрямую обратиться к министру.***Кстати, один из хабаровских врачей сказал мне буквально следующее: «На самом деле у нас и в городе сейчас эпидемия туберкулёза. Просто власти скрывают это, дабы не остановился поток инвестиций и т.д. Я дежурю дважды в неделю, и нет такого дня, когда ко мне не пришло бы минимум трое-четверо больных открытой формой туберкулёза». А источник заразы — всё тот же: места заключения.

(кросс-пост отсюда)

UPD. Audiatur et altera pars (об обстановке в Хабаровске)