Ещё с XV века в Маньчжурии обосновались французские католические миссионеры. В 1845 г. один из них по поручению императора Канси предпринял путешествие на Амур. Звали его отец Максим-Павел де ла Брюньер (Maxime Paul brulley de la BruniÈre). Он родился 18 июня 1816 года в Сартрувиле  (Sartrouville), в 17 км. от Парижа. С юности решил свою жизнь посвятить служению ближнему и сперва выбрал путь врача, но когда он почувствовал призвание, то поступил в семинарию Saint-Sulpice Парижской диоцезии. О Максим-Павел был рукоположен во священники в 19 декабря 1840 года, в возрасте 24 лет, и 10 мая 1841 года отправился миссионером в Маньчжурию. Он служил на юге страны в Ба-ча-цзы и впоследствии даже был избран коадьютором Ляодунского викария (но видимо, так и не успел принять епископский сан). Его начальник — первый викарий папы Римского в Маньчжурии — писал в Ватикан о своём подчинённом:  «Он есть пастырь образованный, набожный, усердный, чрезвычайно мужественный, проницательный и с незаурядным суждением» (отсюда).

Итак, в середине 1845 г., на четвёртый год своего служения на Дальнем Востоке, 29-летний католический священник о. Максим-Павел де ла Брюньер отправился из города Сансин на Восток по узкой тропе и достиг низовьев Уссури. По её берегу он дошёл до Амура. Потом по воде отправился к устью великой реки, и близ него был зверски убит разбойниками нивхами (гиляками). Расправившись с французским миссионером, они вырвали у него глаза, выбили зубы и оставили тело на берегу, откуда оно было унесено водой. Погиб о. Максим-Павел всего 30 лет отроду.

В Маньчжурии и Франции хватились де ла Брюньера, не зная причин, по которым тот перестал присылать путевые донесения. Лишь спустя четыре года другой католический миссионер, патер Вено, побывавший в устье Амура, разгадал тайну исчезновения своего предшественника.

Её расследованием занималась и российская сторона. Итоги были обнародованы в издававшемся в Иркутске журнале «Амур» (№18 за 1860 г., с. 789-796). Автор публикации скрыл своё имя за инициалами Г.В. Ниже приводится текст этой статьи, взятый отсюда (на всех фото — нивхи).

В тридцати двух верстах выше города Николаевска, на левом берегу Амура, в весьма живописной местности, находится гиляцкая деревня Вайт, расположенная у подножья высокой и утесистой горы. В трех четвертях версты ниже селения видна небольшая, но очень красивая скала, стоящая на самом берегу реки, в виде отвесной стены красного цвета. За скалой тянется длинная и узкая полоса земли, вдавшаяся далеко в реку и образующая небольшой полуостров. Скала и утес названы русскими «Убиенными» [На карте Амура полуостров «Убиенный» неправильно показан островом], потому что здесь в 1846 году был убит гиляками католический миссионер де-ля Брюньер [789], прибывший в эти отдаленные страны с намерением просветить их светом христианской веры.

Отец де-ля Брюньер был коадьютором Ляодунского викария. Из места своего пребывания Ба-ча-цзы он отправился 15-го июля 1845 года на северо-восток, в сопровождении двух новокрещенных туземцев, желая проникнуть с крестом и Евангелием до места, в коих еще никогда не раздавалось слово Божие.

После долгих и опасных странствований, почтенный миссионер прибыл на берега Усури, или точнее Сангача, 150 верст ниже озера Ханка, и поселился с одним из своих неофитов (другого он отправил из Сан-Сина обратно в Ба-ча-цзы) в необитаемой маньчжурской хижине, в коей по временам останавливались искатели жень-шеня. Через несколько дней посетил эту хижину один из таких искателей и обошелся весьма ласково с отцом де-ля Брюньером и его спутником. По совету этого человека миссионер спустился вниз по Усури и, не доплыв 40 верст до устья этой реки, остановился в пустой гольдской хижине, в которой провел зиму с 1845 на 1846-й год [На этом самом месте построена ныне станица Казакевича, в которой находится штаб уссурийского казачьего батальона]. Здесь 5-го апреля 1846 года о.де-ля Брюньер написал последнее свое письмо, напечатанное в Annales de Voyages, в коем он сообщил ученому миру много любопытных сведений, относящихся до географии, этнографии и статистики этого почти неизвестного края. Письмо это миссионер отправил в Ба-ча-цзы с последним спутником своим, а сам, купив небольшую гиляцкую лодку, в половине мая месяца, пустился вниз по Амуру, и проповедуя прибрежным жителям слово Божие, достиг до деревни Вайт, где ожидал его венец мученика.

В 1850 году один из офицеров из эскадры капитана Невельского, занимавшей тогда устье Амура, увидел у какого-то гиляка, прибывшего сверху реки в Петровское зимовье, серебряный крестик, с надписью «Souvenir de la mission». Гиляк, спрошенный о том, откуда достал он этот крестик, рассказал, что в 70 верстах выше Петровского зимовья, именно в окрестностях Вайта, три года тому назад, соотечественники его убили какого-то неизвестного им человека, у которого нашли множество подобных крестиков и других хорошеньких вещиц. Так как письмо отца де-ля Брюньера с берегов Усури появилось уже в Annales de voyages и переведено было в некоторых русских журналах, то офицер этот сделал весьма справедливое заключение, что убитый гиляками неизвестный человек был никто другой, как католический миссионер де-ля Брюньер. Офицер донес об этом происшествии своему начальству, но неизвестно, почему об этом не было ничего напечатано в газетах.

В прошлом году в одной из книжек «Морского сборника» помещена статья г.Бошняка об Амуре, в которой он вкратце упоминает о смерти отца де-ля Брюньера. К сожалению, г.Бошняк имел весьма неточные сведения об этом событии. Он, например, пишет, что в селение Вайт прибыло три миссионера, из коих двое убиты, а один спасся бегством. Между тем из письма де-ля Брюньера известно, что с ним не было решительно никаких спутников и что он пустился вниз по Амуру один-одинешенек, в небольшой гиляцкой лодке.

Желая узнать все подробности, относящиеся до несчастной кончины католического миссионера, я, по совету старожилов города Николаевска, [790] обратился к гиляцкому переводчику Позвейну с просьбой доставить мне вернейшие и подробнейшие сведения обо всех обстоятельствах, сопровождавших это печальное событие. Позвейн – гиляк крещенный; живет в 7 верстах от Вайта, он умный человек, говорит и пишет по-русски. За различные услуги, оказанные русским во время занятия устья Амура, осыпан правительством многими милостями. Он пользуется между своими соотечественниками большим уважением и почетом. Позвейн охотно согласился исполнить мою просьбу и тут же рассказал мне все, что только знал о смерти де-ля Брюньера, случившейся почти пред его глазами. Но рассказ его не вполне удовлетворил моему любопытству: многие подробности, о которых я желал знать, были ему неизвестны; почему он должен был отправиться в селения Вайт и Маго и собирать все нужные сведения на месте самого происшествия.

Через несколько дней Позвейн возвратился в Николаевск и рассказал весьма подробную историю о смерти отца де-ля Брюньера. Он слышал ее от пятерых убийц [Их 12 человек, все они до сих пор живы, не скрывают своего преступления, рассказывают о нем любопытным и жалеют, не знаю, искренне ли – о сделанном ими злодеянии] миссионера, которых он расспрашивал по одиночке и которых показания совершенно согласовались между собой. Позвейн ручается за справедливость этой истории. В подкрепление своего разговора он подарил мне три медальона; принадлежавшие некогда отцу де-ля Брюньеру, и полученные от одного из убийц святого мужа. Два из этих медальонов изображают Божию Матерь Парижскую [Notre Dame de Paris]: во круг фигуры Пресвятой Девы китайская надпись, переведенная с французского: O Marie concue sanspeche priez pour nous, qui avons recours a vous. Третий изображает лик Спасителя с латинской надписью: Salvator mundi, Miserere nobis [Препровождая вместе с этой статьей один из медальонов, покорнейше прошу редакцию газеты «Амур» отослать его от себя архиепископу Парижскому, с просьбой отыскать ближайшего родственника покойного отца де-ля Брюньера и подарить ему этот медальон. В случае, если бы не оказалось в живых родных покойника, то просит г-на архиепископа сделать из медальона употребление, какое ему заблагорассудится – Авт. Желание автора будет исполнено и медальон отошлется по принадлежности – Ред.]. Передаю читателям газеты «Амур» рассказ Позвейна:

В начале июля месяца 1846 года около 4 часов после полудня какой-то человек в маньчжурской одежде, плывший вниз по реке в небольшой гиляцкой лодке, пристал к берегу у селения Вайта. Его тотчас окружила толпа любопытных гиляков, полагавшая, что новоприбывший был никто иной, как один из маньчжурских купцов, нередко посещавших с торгом эти отдаленные страны. Но они скоро увидели свою ошибку: физиономия мнимого купца не походила вовсе на физиономию маньчжура или китайца, а на лодке его не было видно лунков с аракой, мешков с будой и других принадлежностей странствующего маньчжурского торгаша.

Один из старейшин селения пригласил странника в свою хижину, которую тотчас наполнила толпа праздных гиляков, попотчевал свежей рыбой и спросил: откуда он, какое его ремесло и зачем пришел в гиляцкую землю? Ответа на эти вопросы гиляки не поняли, потому что путешественник объяснялся на маньчжурском и гольдском языках, которых жители низовья Амура почти не знают, а хотя он примешивал к разговору несколько слов чисто гиляцких, но это нисколько не объясняло смысла его речей. Видя, что его не понимают, незнакомец подошел к растворенной двери хижины, показал рукой на небо и сказал частью по-гольдски, частью по-гиляцки [791] следующую фразу: «Чаду мяра, цондре би мяра Гуделе» [чаду значит «там», мяра – «Бог», цондре – «добрый», би – «я», гуделе – «убогий». Вероятно, почтенный миссионер хотел этим выразить: там обитает истинный Бог, а я его слуга. Собственно у гольдов и гиляков нет слуг в европейском смысле слова, но есть люди бедные (гуделе), которые иногда помогают богатым ловить рыбу и за это получают известное вознаграждение]. Эта фраза, равно как и все доселе сказанное путешественником, не удовлетворили любопытству гиляков, которые по-прежнему не знали, с кем имели дело. Наконец хозяин юрты показал гостю своему 2-х соболей и спросил его: не хочет ли он их купить? Путешественник покачал отрицательно головой и опять повторил упомянутую гиляцкую фразу.

Видя, что из слов незнакомца трудно добиться какого-нибудь толку, гиляки принялись делать догадки, основанные на собственных своих наблюдениях, насчет странного человека, который говорит такие удивительные речи. Завязался чрезвычайно шумный и живой разговор: всякий из присутствующих старался высказать свое мнение. Одни утверждали, что странный их гость есть сумасшедший маньчжур или китаец; другие, что это житель из чрезвычайно далеких стран, который потерпел кораблекрушение около де-Кастри, чрез озеро Кизи попал на Амур и проч. Один старик принялся доказывать, что неизвестный человек есть никто иной, как Лоча, то есть русский, злой враг гиляцкого племени [В памяти гиляков живо сохранились предания о русских, воевавших в 17 столетии с жителями Приамурья. Они помнят до сих пор и рассказывают о бесчеловечных поступках с их предками сподвижников Пояркова, Хабарова, Степанова и прочих. Русский, которого жители Приамурья называют Лоча, т.е. лесной, почитался злейшим созданием в мире. Экспедиция 1854 г. под начальством генерала Муравьева и следующие за ней экспедиции, следствием коих было присоединение Приамурья к России, примирили навсегда с русскими гиляков, гольдов и других жителей покоренной страны: вместо меча и огня прежних завоевателей Амура, экспедиция 1854 года принесла в дар этим детям природы плоды европейской цивилизации. Русские человеколюбивым и умным обращением с туземцами приобрели искреннюю их любовь, дружбу и доверие. Гиляки твердо убеждены в том, что на свете существует два рода русских и что сподвижники Хабарова принадлежали не к тому племени, к которому принадлежат нынешние обладатели Амура]. Поэтому он советовал, без дальнейших околичностей убить его и этим решить все недоумения. Многие из гиляков согласились с мнением старика, но другие жарко оспаривали его. К числу последних принадлежал и хозяин хижины. Он много говорил в пользу незнакомца, утверждал, что это должен быть добрый человек, и что он не Лоча, тому служит доказательством то, что «дерево убиения» стоит до сих пор на Амгуни цело и невредимо [Между гиляками сохранилось следующее предание: «Уже грозные полчища русских были уничтожены гиляками, уже гиляки праздновали победу над злейшим врагом своим, как вдруг 25 человек лочов, изнеможенных от голода и усталости и преследуемых гиляками, своротили с Амура и кинулись на Амгунь, желая спасти жизнь свою в первобытных лесах, среди которых течет эта река. Гиляки последовали за беглецами, напали на сонных и безжалостно перерезали всех до единого. При этом случае один старик предсказал своим соотечественникам, что русские еще раз придут на Амур, но не прежде, как упадет дерево, возле которого погибли последние их враги». Это дерево, названное гиляками «деревом убиения», изломано ветром, как говорят, в 1853 году]. Во время этих толков незнакомец стоял неподвижно в дверях хижины, взор его был устремлен на небо, казалось, он не понимал или не замечал того, что происходило вокруг него. Когда же стих первый жар спора и разговор сделался спокойнее и благоразумнее, он подошел к хозяину, указал пальцем на его мурулюки (обувь из нерпичьей кожи) и дал ему понять, что он хочет их купить. Хозяин принес с вышки пару новых мурулюков, и передал их миссионеру, который, похвалив качество обуви и полюбовавшись их красотой, вынул из кошелька четыре серебряных кружка и отдал хозяину, обрадованному и удивленному до бесконечности такой щедростью и великодушием незнакомца.

Другие гиляки ахнули от удивления: они теперь только поняли, что неизвестный человек пришел сюда за закупом мурулюков; а потому все они разбежались по домам, и вскоре воротились в [792] хижину старика с множеством обуви, которую склали в кучу перед миссионером. Отец де-ля Брюньер вынул из кошелька множество серебряных монет и роздал их гилякам, а от предложенных ими мурулюков решительно отказался. Такое неслыханное великодушие незнакомца до крайности изумило гиляков, которые на этот раз совершенно растерялись и не знали, что думать обо всем, происходившем перед их глазами. Все они пришли в неописанный восторг. Пользуясь благоприятной минутой, отец де-ля Брюньер простился с хозяином хижины и отправился на берег реки к своей лодке, сопровождаемый почти всеми жителями селения, изъявлявшими ему всеми возможными средствами свою благодарность за его необыкновенное великодушие.

Несмотря на противный ветер и сильное волнение реки, миссионер сел в лодку и поплыл вниз по течению. Гиляки долго стояли на берегу и провожали глазами смелого пловца; а когда увидели, что ветер с каждым мгновением усиливается, они советовали миссионеру воротиться, предсказывая страшную бурю, которая воспрепятствует ему плыть далее. Но он не послушался их совета, стал сильнее действовать веслом, стараясь, по-видимому, удалиться как можно поспешнее от Вайта. Не долго длилась борьба слабого человека с разъяренной стихией, гиляки вскоре увидели, что несмотря на все усилия незнакомца, лодка его привалилась к берегу и остановилась около утеса, описанного нами в начале этой статьи.

В то время, как отец де-ля Брюньер отплыл от Вайта, к другому, т.е. к верхнему концу селения пристала лодка с шестью гиляками. Это были молодые люди из Маго, селения, находящегося на левом берегу Амура, в семи верстах выше Вайта. Вайтинские гиляки рассказали своим гостям чудесную историю о неизвестном человеке, который только что оставил их селение. «Он, — говорили гиляки, — покупал у нас мурулюки самым странным и непостижимым образом. Представьте себе: платил нам за пару мурулюков по четыре серебряных кружка, осматривал их кругом, а потом отдавал назад тому, у кого покупал! Такого человека никогда не бывало в наших странах: ни один из наших стариков не слыхивал о таких людях!»

«Тут что-нибудь, да не так! – говорили гиляки из Маго, — Как вы хотите, а этот хваленый незнакомец не за добром сюда пришел! Слыхано ли дело, чтобы какой-нибудь человек на свете платил деньги, и то большие деньги – за ничто? Тут кроется что-нибудь недоброе: напрасно вы отпустили этого человека, его следовало убить!…»

«Убить-то его можно, хотя бы сейчас,- отвечало несколько молодых людей из Вайта, — ведь он остановился у нашего утеса, и вероятно, еще не скоро поплывет вперед, потому что ветер дует сильно и вся река страшно взволнована».

«Пойдем, убьем его!» — закричали гиляки из Маго.

«Пойдем, убьем его!» — повторили молодые люди из Вайта.

«Не смейте и думать об этом, — закричал старик, в хижине которого гостил миссионер. — Не смейте дотронуться пальцем до этого человека! Я вам запрещаю. За что вы хотите убить его? Что он вам сделал худого? Это предобрый, великодушный и умный человек! Таких людей мало земля родит; дай Бог побольше таких, а вы хотите [793] его убить?!»

«Но ведь у него множество серебряных денег,- сказали гиляки из Маго, — нажива будет немаловажна».

«Я вам повторяю еще раз, не смейте и думать об этом: я жестоко отомщу всякому, кто бы вздумал сделать малейшую обиду доброму незнакомцу, я убью его, хотя бы то был мой сын родной!»Все другие старейшины селения поддержали говорившего старика; и они в свою очередь погрозили жестоким мщением всякому, кто бы вздумал посягнуть на жизнь доброго незнакомца.

Молодые люди не стали более противоречить старикам и обещали исполнить их приказание. Но лишь только старики разошлись по домам, как шесть человек из Вайта дали слово гилякам из Маго напасть вместе с ними на миссионера, убить и имение его разделить между собой. Пред закатом солнца ветер стал понемногу стихать. Убийцы начали приготовлять рыболовные снаряды, сети и остроги.

«Куда вы плывете?» – спросил их один старик. «Промышлять белух» — отвечали они.

«Смотрите, не трогайте неизвестного человека, помните, что вас говорили все наши старики?»

«Как не помнить – помним».

Солнце закатилось, грозные тучи покрыли весь горизонт, вдали слышны были раскаты грома; дождь стал накрапывать…Две лодки с убийцами пристали к вайтскому утесу.

Лодка отца де-ля Брюньера была до половины вытащена на берег. В ней находилось несколько маленьких ящичков, корзинок и мешочков. Но самого хозяина тут не было.

«Он убежал!» — закричали гиляки в один голос и бросились искать его.

«Он здесь!» — закричал один из убийц. Отец де-ля Брюньер стоял на коленях в пятнадцати саженях от лодки, за утесом Убиенных, его руки были подняты кверху, глаза устремлены на небо. Он так глубоко погрузился в молитву, что, казалось, не замечал присутствия двенадцати разбойников, пришедших за его жизнью.

Молча смотрели гиляки на молящегося миссионера; никто из них не смел прервать благочестивых его занятий.

«Он шаманит» — сказал один разбойник шепотом. «Молчи!» — отвечали другие.

По окончании молитвы, продолжавшейся более получаса, отец де-ля Брюньер перекрестился, поднял толстую книгу, лежавшую на траве возле его колен, поцеловал ее, встал и медленно пошел к своей лодке. Разбойники последовали за ним. Усевшись на носу лодки, миссионер спросил у гиляков, зачем они пришли сюда?

«Мы хотим с тобой поторговаться, — сказал один из них, вошел в лодку и сел без церемоний против миссионера, — вот мурулюки весьма хорошие, возьми их, а мне дай топор, который лежит возле тебя».

Миссионер покачал отрицательно головой. Гиляк объявил ему решительно, что, если не отдаст топора добровольно, он отнимет его силой. Что отвечал отец де-ля Брюньер на эту угрозу, убийцы не знают, потому что не поняли его ответа; помнят только, что [794] он сказал несколько гольдских и гиляцких исковерканных слов и повторил два или три раза совершенно незнакомое им слово сули [Вероятно, soulier, потому что речь шла о башмаках]. Тогда гиляк, сидевший в лодке, схватил топор, вскочил на ноги и показал вид, будто хочет уйти прочь. Миссионер встал со своего места и поймал гиляка за руку. В этом мгновение один из убийц, стоявший на берегу возле носа лодки, вонзил нож в спину святого мужа. Отец де-ля Брюньера вскрикнул и отпустил руку гиляка, который, не теряя ни секунды времени, нанес ему топором жестокий удар по голове. Несчастный зашатался и упал на нос лодки. Тогда некоторые из гиляков, бывших доселе равнодушными зрителями этой страшной сцены, кинулись на умирающего и вонзили в грудь его несколько острых ножей. Отец де-ля Брюньер испустил последнее дыхание…

Гиляки тотчас приступили к дележу богатой своей добычи. Кроме множества медальонов, крестиков и серебряных монет, они нашли у убитого различные вещи, возбудившие в высшей степени их удивление и любопытство. Из рассказов Позвейна видно, что у миссионера находились: секстан, термометр и часы. Эти последние более других предметов обратили на себя их внимание. Приметив какое-то движение внутри часов, они подумали, что убитый ими миссионер, был сильный шаман, который сумел замкнуть в металлический ящик какого-то духа, они с ужасом бросили часы на землю, а потом осторожно столкнули веслами в воду. Такой же участи подверглись секстан и термометр.

Разделив остальные вещи между собой, гиляки сняли всю одежду с тела убитого, отвезли его на крайнюю оконечность полуострова «Убиенного», бросили в неглубокую рытвину и закрыли ветвями тальника. Уже поздно ночью вернулись они в деревню Назавтра старейшины селения узнали о смерти миссионера: трое из них пришли к убийцам и потребовали отчета в сделанном ими преступлении; но множество медальонов, крестиков и серебряных монет, подаренных разбойниками судьям своим, смягчили их гнев, они торжественно простили виновных.

Ровно через год после этого события, приплыл в селение Вайт какой-то маньчжур. Видно, его очень интересовала история смерти миссионера, потому что он подробно расспрашивал гиляков обо всех обстоятельствах, касающихся до этой катастрофы и скупал, не жалея денег, вещи, принадлежавшие некогда покойному, как-то: медальоны, крестики, в особенности же книги и бумаги.

Маньчжур попросил убийц показать ему место, на котором погиб несчастный отец де-ля Брюньер. Они исполнили его просьбу. У утеса «Убиенного», на том самом месте, где некогда стояла лодка миссионера, маньчжур пал на колени и долго стоял, точно в таком же положении, в каком – ровно год назад – убийцы нашли отца де-ля Брюньера. После этого маньчжур отправился на место, где было брошено тело мученика – которого, однако же, он не отыскал, потому что в месяц после смерти миссионера большой разлив Амура потопил низменную оконечность полуострова и, вероятно, поглотил бренные останки святого мужа. Маньчжур опять пал на колени, поднял руки кверху, из глаз его струились слезы… «Должно быть, это брат убитого нами человека», — шептали между собой гиляки [Должно предполагать, что маньчжур, о котором рассказывает Позвейн, был одним из неофитов, провождавших отца де-ля Брюньера в его странствиях по Сунгари и Усури. Если этот маньчжур не погиб на обратном пути из Вайта и вернулся благополучно в Ба-ча-цзо, то миссия должна была получить вернейшие сведения о смерти миссионера]. [795]

Так погиб ревностный миссионер, усердный слуга Божий, истинный сын церкви и первый апостол Приамурья. Он погиб смертью мучеников первых времен христианства. Высокая, чистая и бескорыстная жертва, но, к сожалению, жертва бесплодная! Отцу де-ля Брюньеру не удалось обратить в христианство ни одного жителя Приамурья.

___________________________

Шестнадцатого июля 1860 года около 9 часов утра, пароход Амурской компании «Граф Муравьев-Амурский», на обратном пути из Благовещенска, подходил к селению Богородскому. Несмотря на крепкий, порывистый и противный ветер, бойкий пароход быстро летел вперед и уже поравнялся с нижним концом селения, как какой-то человек, стоявший на берегу возле небольшого катера, сильно качаемого волнами, поднял высокий шест с белым платком. Командир парохода понял сигнал, дал к берегу и остановил машину. К пароходу подплыла лодка со священником, который от имени преосвященного Иннокентия, архиепископа Камчатского, Курильского и Алеутского, просил взять на буксир катер его преосвященства, уже несколько времени стоявший у селения Богородского за противными ветрами и страшным волнением реки. Через несколько минут катер архиепископа, привязанный к пароходу, быстро помчался вниз по реке.

Около 12 часов пароход бросил якорь у села Михайловского. Раздался звон колоколов: архипастырь, сопровождаемый своей свитой и почти всеми пассажирами парохода, отправился в церковь. На обратном пути оттуда, его преосвященство зашел в одно здание лучшей наружности, чем другие, окружающие его здания. Отворилась дверь… Стройный хор из нескольких детских голосов пропел гимн: Днесь благодать святого духа нас собра. Здание, в которое зашел преосвященный, было гиляцкое училище; дети, пропевшие гимн, были гиляцкие мальчики-христиане, воспитывающиеся в этом училище. Между ними не было ли детей которого нибудь из убийц отца де-ля Брюньера?

Г. В».

(кросс-пост отсюда)